Чеченская марионетка, или Продажные твари

Дашкова Полина Викторовна

– Нет. Все тихо. Ни с кем в контакт не вступали. Ни с единой живой душой. Им никто не нужен, кроме друг друга.

– А не могли они тебя засечь?

– Да они никого вокруг в упор не видят, я ж сказал!

– Ладно, отдыхай. – Ахмеджанов захлопнул крышку телефона.

«И все-таки надо проверить, – подумал он, – проверить надо!»

* * *

Они сидели на маленьком пляже за домом. Вокруг не было ни души. Огромное густо-оранжевое солнце уже коснулось краем спокойного светлого моря. В сумерках, перед темнотой, краски стали

четкими и насыщенными. Дневная ослепительная жара плавила очертания предметов, а сейчас глаза отдыхали от яркого света. Можно было даже на солнце смотреть спокойно, не щурясь. Оно все глубже уходило в море, по воде тянулась яркая ровная дорожка. Ближе к берегу она медленно распадалась на длинные оранжевые лоскутья.

– Неужели они и в окно спальни подсматривали? – шепотом спросила Маша.

– Не думаю, – улыбнулся Вадим, – хотя... Знаешь, я уже привык, что постоянно следят, но сегодня как-то уж особенно явно.

– Странное это ощущение, когда за тобой следят. Затылку щекотно, кажется, будто взгляд к тебе прикасается, словно прозрачные щупальца. Фу, пакость какая! – Она поморщилась и тряхнула головой: – Как ты думаешь, это я такая чувствительная или они не особенно прятались?

– Ты просто знала, что должны следить. Поэтому чувствовала. Они работают вполне профессионально.

– А сейчас?

– Тоже. В кустах, за оградой или из окошка соседнего дома. Сейчас нас видят, но не слышат.

– Уже приятно, – вздохнула Маша, – хотя бы не слышат. Как ты думаешь, завтра будет то же самое?

– Вряд ли. У них не хватит людей, чтобы вот так следить несколько дней подряд.

Неподалеку раздались сигналы машины. Длинный гудок, потом два коротких.

– «Газик» мой прибыл, – заметил доктор.

– Почему не позвонили, не предупредили? – тревожно спросила Маша.

– Так я же телефон в доме оставил. Вот, предупреждают. Ну что он разгуделся? – поморщился доктор. – Ладно, пошли.

Они нехотя встали и направились к дому.

– Там не может быть никакой ловушки? – спросила Маша шепотом.

– Вряд ли. Он бы так не гудел, не предупреждал.

К «газику», ожидавшему у ворот, они подошли вместе. Маша вежливо поздоровалась с молодым черноусым шофером. Он приветливо улыбнулся в ответ и сказал доктору по-абхазски:

– Двух раненых привезли.

Доктор повторил эту фразу по-русски для Маши и добавил:

– Не волнуйся, ложись спать.

Прощаясь, Маша поцеловала Вадима и незаметно перекрестила его, когда он садился в «газик».

Оставшись одна, она плотно задернула все шторы и взяла в руки кассету, которая отличалась от десятка других кассет лишь тем, что на торце не было никакой бумажки с надписью. Вытащив из кассетной коробки квадрат бумаги с пустыми разлинованными наклейками, она написала: Э. Рязанов. «Жестокий романс» – первое, что пришло в голову, аккуратно отделила клейкую полоску с надписью, прижала ее к торцу кассеты и поставила коробочку назад, на полку.

Потом она приняла душ, приготовила себе чай, улеглась

на диван в гостиной и включила видеомагнитофон – она давно хотела пересмотреть нашумевший боевик Марка Гордона «Скорость».

Когда лихой полицейский Джек Тревен в исполнении Кину Ривса вскочил в заминированный автобус на полном ходу, в двери бесшумно повернулась отмычка и два кавказца вошли в дом.

Маша не успела опомниться, а глаза ей уже завязали черным платком и чья-то грубая рука зажала рот. Отчаянно брыкавшуюся Машу понесли в машину, которая стояла у ворот. Один из кавказцев на секунду вернулся в дом, выключил телевизор и видик, погасил свет, захлопнул дверь.

Маша довольно скоро поняла, что брыкаться и сопротивляться бесполезно.

– Будешь орать, – сообщил ей незнакомый голос с акцентом, – придется заклеивать тебе рот. Будешь хорошей девочкой, не обидим.

– А можно узнать, куда вы меня везете? – решилась спросить Маша.

– В гости, – ответили ей, усмехнувшись.

Машина долго ехала по горной дороге. Маша чувствовала кривые зигзаги и ухабы, но ничего не видела. В босые ноги впивались мелкие острые камушки, которыми был усыпан пол под сиденьем. Машу раздражало, что на ней ничего нет, кроме трусиков и длинной, до колен, белой футболки.

«Хорошо, что они не вытащили меня прямо из душа, – подумала она. – Господи, кончится все это когда-нибудь?!»

– Дайте мне, пожалуйста, сигарету, – попросила она тихо.

Тут же ей в рот сунули бумажную трубочку фильтра. Щелкнула зажигалка. Было странно прикуривать в полной темноте.

Наконец машина остановилась. Машу ввели в какое-то помещение, она почувствовала под ногами гладкий деревянный пол. Повязку сняли с глаз. В лицо ударил ярчайший электрический свет, и на миг Маше показалось, будто она ослепла. Она почувствовала, что на нее в упор глядит несколько пар глаз, и, немного привыкнув к яркому свету, разглядела четыре темных мужских силуэта в глубине комнаты.

– Ну? – спросил один из мужчин, повернув голову к сидевшему рядом.

– Не она, – твердо ответили ему, – та была выше почти на голову, старше лет на пять-шесть, рыжая, стриженая, а у этой волосы длинные, темные, глаза карие. Она совсем соплячка, не больше восемнадцати, к тому же тощая, ни груди, ни бедер. Та была красотка экстра-класса, а эта – заморыш какой-то. С этой шеф и разговаривать не стал бы.

– Пусть пройдется, – сказал тот, в котором Маша узнала телохранителя Иванова.

Она узнала троих из четырех. Главный здесь был Ахмеджанов: тяжелый горбатый нос, маленькие, глубоко посаженные глаза под нависшими бровями, бритая голова в круглой войлочной шапочке. Именно это лицо показывали в «Новостях» по телевизору. Рядом с чеченцем сидели охранник офиса и телохранитель Иванова. Четвертого, очень худого, бровастого, бородатого кавказца, Маша видела впервые.

– Пройдись, девочка, – сказал Ахмеджанов.

Вжав голову в плечи, сутулясь и волоча ноги Маша сделала несколько шагов.