Чего хочет граф

Карр Ширли

Немного помедлив, Куинси накрыла графа пледом и вернулась к письменному столу.

– Не смотрите на меня так. – Проснувшись, Синклер устроился в кресле напротив стола. – Вы заставляете меня думать, что Джонсон сделал меня нищим.

Куинси спрятала улыбку.

– Простите, милорд, но если я к вам обращаюсь, то мне следует смотреть именно на вас, не так ли? Или вы хотите, чтобы я обращалась к вашему галстуку?

Ей придется внимательнее следить за своей речью. Дерзость – это одно, но чрезмерная фамильярность неприемлема – даже если он становился

все ближе и привычнее и все чаще появлялся в ее снах.

– Просто ответьте на один вопрос, – пробурчал Синклер. – Нужно ли мне отменить мой постоянный заказ на спиртное у месье Бове?

– Да, нужно.

Синклер с грохотом поставил на стол бокал – свой третий бокал бренди за этот день. Куинси же продолжала:

– Видите ли, Бове привык обманывать вас. И я могу назвать имена еще нескольких торговцев, к которым не следовало бы обращаться. Впрочем, я почти уверена, что обманывают не только вас, но и многих ваших друзей.

– Это отчасти утешает. – Граф криво усмехнулся. – Так что же вам еще удалось выяснить?

– Кое-что удалось, но я пока что не закончила расследование. Позвольте мне только заметить, что если вы намерены в скором времени выбрать себе жену, то вам следовало бы подыскать даму... без экстравагантных вкусов.

Лицо Синклера исказилось от гнева, и Куинси тотчас же отчитала себя за легкомысленное замечание.

– Вы хотите сказать, что я разорен?! – Синклер схватил ее за плечо, и Куинси, вскрикнув от неожиданности, обхватила его обеими руками, чтобы удержать равновесие.

Стараясь говорить как можно спокойнее, она ответила:

– Если бы вы были разорены, я бы уже сказала вам об этом и начала бы искать нанимателя с более полными карманами.

Он пристально посмотрел ей в глаза. Теперь его лицо было совсем близко, так что Куинси чувствовала на щеках его теплое дыхание. Внезапно у нее закружилась голова и по всему телу словно прокатилась горячая волна.

«Нет-нет, это неприемлемо, совершенно неприемлемо», – сказала себе Куинси. Отступив на шаг, она заявила:

– Милорд, мне кажется, вам не стоит разыгрывать мелодраму. К тому же вы выпили уже слишком много бренди, так что я вот-вот опьянею от вашего дыхания.

Синклер пожал плечами и отошел на несколько шагов.

– Примите мои извинения, мисс... мистер Куинси. Поверьте, подобное больше не повторится, – добавил он, выходя из комнаты.

Куинси облокотилась о стол, прижимая руку к бешено колотившемуся сердцу, – ей казалось, что она до сих пор чувствует руку графа.

Внезапно дверь отворилась и в комнату вошел Харпер.

– Не хотите бренди, мистер Куинси? – Дворецкий закрыл за собой дверь и налил два бокала. – Я заказал для вас карету, как приказал милорд. – Харпер протянул ей бокал и уселся на диван. – Выпейте, это успокоит нервы.

Куинси сделала глоток и закашлялась, когда спиртное обожгло горло. Харпер же, осушив свой бокал, продолжал:

– Бог свидетель, нам всем надо выпить, когда милорд такой, как сегодня. Проклятая погода... – Он встал, чтобы посмотреть в окно. – Но вы привыкнете –

так же, как и мы все.

– Вы хотите сказать, что дождь заставляет Синклера пить слишком много?

– Ну, это не слишком помогает. Сегодня утром он оступился, выходя из кареты, и упал. Бродерик сейчас занимается им, но не удивляйтесь, если он еще несколько дней будет не таким, как всегда. Когда холодно и сыро, ему требуется больше времени, чтобы поправиться. – Заметив подъехавшую к дому карету, Харпер подал Куинси ее шляпу и перчатки.

– Не судите его слишком строго, приятель. Он настоял, чтобы вас отвезли домой в карете и привезли завтра утром, если будет скверная погода. – Дворецкий улыбнулся и добавил: – Всего вам доброго, приятель. До завтра...

– Спасибо, мистер Харпер. Вы очень добры. – Куинси улыбнулась старику. – Поверьте, я не стану осуждать графа.

И она действительно нисколько не осуждала Синклера. Более того, она чувствовала, что он ей все больше нравился.

– Доброе утро, милорд. Надеюсь, сегодня вам лучше.

– Ужасно болит голова. Говори потише, болван. – Синклер приоткрыл один глаз и, поморщившись, проворчал: – Бродерик, идиот, задерни шторы.

– Они задернуты, милорд.

Синклер тяжко вздохнул.

– Тогда прикажи заменить их на... что-нибудь поплотнее. Завтра. Не сегодня. Я не хочу, чтобы кто-то заходил сюда сегодня.

Граф сел в постели и снова вздохнул. Бродерик взбил подушки за его спиной и сунул ему в руки кружку с каким-то варевом.

– Скоро наступит лето, милорд, и станет тепло. А этот проклятый дождь закончится.

– А потом опять наступит зима, – пробурчал Синклер. Он попробовал настой и поморщился. Затем, собравшись с духом, осушил всю кружку.

– Да, но к тому времени вам будет гораздо лучше, милорд. Подумайте только, чего вы уже достигли!

Синклер промолчал. Теперь он чувствовал, что болит не только голова, но и нога. Причем нога болела от бедра до самой лодыжки, и казалось, что эта пульсирующая боль проникает даже в кости... Когда он пришел в себя после Ватерлоо, он молил ангела милосердия избавить его от страданий, и лишь настойка опия помогала заглушать боль и сохранять рассудок. Но вскоре настойка стала ему нужна даже тогда, когда он не чувствовал боли, поэтому пришлось отказаться от нее, и его единственным обезболивающим стал алкоголь. Впрочем, пить Синклер умел, и даже мать не могла сказать, когда он пил больше, чем обычно.

Но его новый секретарь сразу все поняла – и отчитала его, дерзкая девчонка. При мысли о Куинси граф невольно улыбнулся. Вероятно, он слишком грубо с ней обошелся. Да-да, его поведение совершенно непростительно. И, конечно же, ему следует перед ней извиниться.

– Бродерик, узнай, появился ли уже мистер Куинси, – сказал граф, повернувшись к камердинеру.

– Слушаюсь, милорд. – Бродерик вышел в коридор, чтобы отдать распоряжения.

Тут послышались чьи-то громкие голоса, а затем Бродерик вернулся и с возмущением проговорил: