Чего хочет граф

Карр Ширли

Леди Синклер снова поднесла чашку к губам.

– А после одного ужасного происшествия прошлой осенью он, наверное, решил, что никогда не женится.

– Прошлой осенью? – Стараясь скрыть свое любопытство, Куинси сделала вид, что спрашивает только из вежливости.

– Да, осенью. Бенджамин был очень рад, что сумел так быстро избавиться от костылей, и начал понемногу выходить в свет. Некоторым дамам он безумно нравился. Раненый герой... и прочее... Он влюбился в одну черноволосую девушку и, как мне кажется, собирался даже просить ее руки. Но однажды вечером он вернулся

домой и перебил в этой комнате все вазы. Когда же я стала его расспрашивать, он заявил, что «ее сердце такое же черное, как ее волосы».

Куинси понимала, что надо как-то отреагировать на рассказ графини, но ей ничего не приходило в голову.

– А ведь ему все равно нужна жена, – продолжала леди Синклер. – Я знаю, что он проводит много времени в своем клубе, но там одни лишь мужчины, и я уверена, что они говорят только о политике. Так, где же он найдет себе подходящую жену?

Куинси молча пожала плечами.

– Вот почему я хочу, чтобы вы сообщали мне, куда его приглашают. Мне хочется, чтобы он посещал балы и вечера, где будут молодые знатные дамы. Я могла бы по-матерински внушать ему, что он должен принимать такие приглашения, – вы меня понимаете? И если он однажды как-то... по-особенному упомянет какую-нибудь молодую леди, вы ведь дадите мне знать, не правда ли? Тогда я постараюсь пригласить ее на чай и на один из моих званых вечеров.

Куинси нахмурилась. Синклер мог счесть это шпионством, но ей не хотелось обижать и хозяйку дома.

– Я попытаюсь выполнить вашу просьбу, – сказала она, наконец.

– Вот и прекрасно! Я знала, что могу рассчитывать на вас.

Прежде чем Куинси успела как-то отреагировать, графиня обняла ее, затем села за фортепьяно.

Теперь леди Синклер казалась... совсем другой, чем в начале их странного разговора, но Куинси не могла бы сказать, что именно в ней изменилось.

Когда Куинси возвращалась в библиотеку, из гостиной доносились звуки моцартовской сонаты.

Но о каких же ранах говорила леди Синклер? Может, она имела в виду ноги? Да-да, конечно. Она ведь упомянула про костыли. Что ж, теперь понятно, почему Синклер все время укладывал ноги на что-нибудь высокое и часто прихрамывал. Куинси одолевало любопытство, но она, конечно же, не собиралась расспрашивать графа, так как понимала, что ему не понравились бы подобные вопросы.

В холле ей встретился Томпсон, и она, взяв у него сверток, вскоре снова занялась бухгалтерскими книгами графа. Несколько часов спустя он вошел в библиотеку и почти сразу же спросил:

– Моя мать здесь не была?

– Нет, милорд. Но я ходил к ней в гостиную по ее просьбе.

– Очаровали и ее тоже, не так ли? Зачем она вас звала?

Куинси пожала плечами:

– Леди Синклер сказала, что очень рада познакомиться со мной и...

– И что же?

– И она обняла меня.

Граф с удивлением уставился на своего секретаря. Потом вдруг спросил:

– А что это у вас на столе? – Он протянул руку и щелкнул по одному из цветных шариков, нанизанных на ряды проволоки в деревянной раме.

– Это счеты. – Куинси вернула на место шарик, который граф сдвинул. – Такие были у моего прежнего хозяина,

и я находил их весьма полезными. Правда, они бы лучше сочетались с обстановкой, если бы эта комната была оформлена в китайском стиле.

– В китайском? – переспросил граф с усмешкой. Усевшись в кожаное кресло, он положил ноги на стол. – Итак, отчитывайтесь. Что вы узнали за это утро о моих счетах?

– Я не хотел бы пока об этом говорить, милорд. Я нашел несколько сомнительных записей, но предпочел бы как следует их изучить, прежде чем обсуждать эту тему.

– Ну, так займитесь этим. – Граф раскрыл книгу, которую принес с собой, и погрузился в чтение.

Куинси молча кивнула. Стараясь не думать о том, что лорд Синклер сидит всего в нескольких метрах от нее, она снова склонилась над отчетами, и ей стоило немалого труда сосредоточиться на конторских книгах.

Вскоре Куинси поняла, что именно смущало ее в записях бывшего секретаря лорда Синклера. Было совершенно очевидно, что верны ее цифры, а не цифры Джонсона. Но, к сожалению, это означало, что ей придется сообщить графу не очень-то приятные для него новости.

Делая вид, что читает, Синклер наблюдал за своим секретарем и вспоминал их вчерашний разговор. Он по-прежнему был уверен, что сделал правильный выбор, но кое-что его смущало. «Каким образом ему удалось так ловко подделать мою подпись?» – думал граф. Впрочем, он был почти уверен, что новому секретарю вполне можно доверять.

В очередной раз, взглянув на секретаря, сидевшего за столом, Синклер вдруг заметил, что ноги юноши едва доставали до пола; к тому же он казался слишком уж хрупким – даже для своего маленького роста. Пытаясь разобрать ужасные каракули Джонсона, Куинси то и дело щурился. Наконец его лицо прояснилось, словно он нашел ключ к какому-то тайному шифру, и он даже начал что-то напевать себе под нос и болтать под столом ногами – теперь Куинси очень походил на ребенка, притворяющегося взрослым. Однако интеллект этого молодого человека был совсем не детским, в чем Синклер убедился, скрестив с ним накануне словесные шпаги.

Решив, что пора произвести небольшую «разведку», Синклер убрал со стола ноги и, подавшись вперед, проговорил:

– Мистер Куинси, разрешите задать вам один вопрос.

Юноша вздрогнул от неожиданности и поднял голову.

– Слушаю вас, милорд.

– Расскажите мне, как вы научились подделывать подписи.

Куинси нахмурился и отложил карандаш. Потом, скрестив на груди руки, осведомился:

– Вы передумали насчет Ньюгейта?

– Нет-нет, не беспокойтесь. Я спрашиваю об этом просто из любопытства.

– Это произошло случайно, – ответил юноша. – Видите ли, мой... бывший хозяин долгое время болел. У него сильно дрожали руки, и ему было трудно писать. Поэтому я однажды попытался скопировать его подпись на одном из писем. А через несколько дней он уже не мог отличить мою подпись от своей.

– Вы делали это с его позволения?

– Разумеется. – Юноша, судя по всему, был оскорблен таким вопросом. – Барон Брадуэлл не хотел, чтобы его знакомые узнали, как далеко зашла болезнь.

– Не хотел из гордости, не так ли?