Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах
Шрифт:
– Да, но себе Лобановский не изменял. И когда его в 3-й раз позвали руководить сборной, снова – с характерной для него вдумчивостью и страстью принялся за дело.
– Прежде чем перейти к рассказу об этом периоде в жизни Лобановского и его команды, хотелось коротко коснуться темы, которая незаметно стала в нашем повествовании традиционной. Я имею в виду те многолетние контакты, которые у призванных в главную команду тренеров, их помощников и футболистов сложились с работниками искусств. К примеру, не могу отделаться от мысли, что именно вы открыли глаза Лобановскому на театральный мир. Или мое предположение не верно?
– «Открыл
Понятно, что при этом роль чуть ли не главного средства психологической разгрузки отводилась встречам с «миром прекрасного». Поэтому подобное общение вошло в систему. Деятели искусства, актеры театра, кино и эстрады часто гостили в Новогорске. Роль главного переговорщика при организации подобных мероприятий принадлежала Симоняну, поскольку в театральном мире его имя знал почти каждый.
– Прежде чем перейдем к конкретным фамилиям и ситуациям, хочу рассказать малоизвестную историю о том, каким образом Лобановский, по сути, спас известного советского поэта-диссидента. Когда я работал во второй половине 1980-х в «Неделе», воскресном приложении «Известий», заметил: чуть ли не все редкие интервью с Лобановским для популярной газеты готовил Николай Боднарук, редактор отдела права и морали «Известий», а не спортивные репортеры. Я пришел на Пушкинскую площадь почти одновременно с Николаем Давыдовичем. Мы нередко общались за стаканом чая/кофе в известинском буфете, за длинным столом. Когда вокруг него усаживались «золотые перья», то мы, молодые слушатели их журналистских баек, говорили шутя: началось заседание «малого совнаркома». Однажды Боднарук рассказал, на мой взгляд, весьма любопытную историю:
– «…Мы встретились в 1986 году в «Общей газете», где я короткое время работал первым замом главного редактора. По вечерам мы имели обыкновение спускаться на 1-й этаж в столовую, которая превращалась в бар, и за разговорами баловались пивком. В один из таких вечеров к нашему столу подошел невысокий крепко сбитый мужчина. Кто-то тихо сказал, что это Александр Ткаченко, гендиректор Русского ПЕН-центра. Поэт и прозаик, в прошлом диссидент, ныне – правозащитник. И профессиональный футболист, играл в командах высшей лиги – за «Таврию», «Зенит» и «Локомотив». Стали знакомиться. Когда назвали мое имя, Ткаченко напрягся и переспросил:
– Как-как имя-фамилия?
Я назвался. Он молча развернулся и направился к стойке бара. Люди за столом удивленно переглядывались, не понимая, чем вызван этот демарш и как на него реагировать. Через несколько минут Ткаченко вернулся и со стуком поставил передо мной бутылку виски.
– Много лет назад я дал себе слово, что если когда-нибудь встречу человека с этим именем и фамилией, то поставлю ему бутылку. Виски устроит?
Сижу, тупо уставившись на поэта, наслаждающегося мизансценой, жду продолжения спектакля.
– Когда-то ты меня спас, – по-свойски, словно мы сто лет знакомы, продолжал Ткаченко.
– Ничего такого я не…
– Спас-спас, просто не знаешь об этом, – перебил он. – История такая. Я в то время жил в Симферополе, и за меня всерьез взялась гебуха. Дело шло к аресту, мне один болельщик-чекист
Вот уж воистину никогда не угадаешь, как слово отзовется! Трудно сказать, что «щелкнуло» в той ситуации. Вряд ли те, кто преследовал Ткаченко, рассупонились от похвалы в его адрес от самого Лобановского. Скорее местные партийные бонзы, уверенные, что в стране ничего просто так не происходит, приняли строчки в центральной газете за сигнал и на всякий случай решили тормознуть. Или же кто-то из болельщиков в лампасах просто воспользовался случаем, вставил словечко – поди, угадай, что у наших вершителей судеб в голове.
Что касается самого интервью, то Ткаченко упомянули в нем не случайно. В редакции всегда знают больше, чем о том пишут. Знал я (то ли от ребят в отделе спорта, то ли наш спецкор Эдик Поляновский рассказывал в известинском буфете) и о том, что бывшего футболиста, а ныне поэта и диссидента «прессуют» по полной программе, и когда встретился с Лобановским, предложил ему как-то поддержать коллегу, попавшего в опалу. Валерий Васильевич легко согласился и сказал истинную правду: футболисту, кроме ног, действительно, нужны еще и мозги, кто бы спорил. Сказал и сказал, напечатали и забыли, кто мог подумать, что слово Лобановского обладает такой страшной силой?..»
Этот рассказ я включил в недавно вышедшую в свет книгу «Сердце, которое не сокращалось», посвященное памяти Ткаченко. Ее авторские экземпляры вручил Николаю Боднаруку-младшему. Старший – его отец, передавал мне свои набело переписанные воспоминания по электронной почте, ибо, к великому сожалению, в те дни медленно отступал в мужественной борьбе с болезнью, исход которой он знал…
Ладно, Савелий Евсеевич, хватит о грустном – возвращаемся в сборную эпохи Лобановского. Кто из деятелей культуры в те годы наведывался в Новогорск?
– Взять хотя бы театр Вахтангова во главе с главным режиссером Евгением Рубеновичем Симоновым. Приезжали и Юлия Борисова, и Юрий Яковлев, и Юрий Волынцев, которого ребята хорошо знали по популярной в те годы телепередаче «Кабачок «13 стульев», где тот исполнял роль «пана Спортсмена».
– Правда, что гостил на спортбазе и Владимир Высоцкий?
– Его первый визит случился в 1975-м, когда мы готовились к московскому матчу со сборной Италии. Задолго до этого ребята неоднократно просили организовать встречу с Высоцким. Больше всех активничал Коньков, ярый поклонник творчества Высоцкого, знавший чуть ли не наизусть все его песни. Толя, не помню, кому еще, но мне все уши прожужжал: