Чек на один миллион опавших листьев
Шрифт:
– Вот теперь, пожалуйста, - Натали упрятала деньги в микроскопическую сумочку.
– Называй меня как хочешь. Шлюхой, потаскухой, подстилкой... Если тебя это заводит, милый, - она подалась вперед и провела ладонью по ноге Глеба.
Тот смерил девушку взглядом, нахмурился.
– Меня давно не интересуют ваши тела.
Натали хмыкнула.
– А что тогда тебя интересует?
– Души.
Машина свернула с магистрали на проселочную дорогу, но шла также ровно, не смотря на выбоины.
– Почему
– Глеб нарушил молчание.
– Тебе-то что? Денег хочу много... На тачке вот на такой же ездить. Дом свой, с бассейном...
– Сколько?
– Что "сколько"?
– передразнила Натали.
– Сколько денег тебе нужно, чтобы ты... такой не была?
– Ха! Миллион баксов! Дашь?
– И что?
– съязвил Глеб.
– Изменишься внутренне?
– Ага, в тот же миг! В церковь начну ходить, в библиотеки, в эту... в филармонию. И динь-динь исключительно после свадьбы!
– Натали рассмеялась.
– Ой! Дурак ты!.. Все бабы своего добивались одинаково. Всегда! Самая древнейшая профессия знаешь какая? Знаешь... Весь вопрос только в цене.
– Не все, - возразил Глеб.
– А-а, ну да! Всякие Золушки там и Ассоли не в счет... Клары Целкин... Так природа устроена, - объяснила Натали.
– Из-за чего самцы дерутся? Из-за вот этой вот штучки, - Натали погладила себя между ног.
– Кто сильней - у того больше самок, тот и оставит потомство. Естественный отбор!
– А люди?
– на лицо Глеба упала тень.
Он смотрел невидящим взглядом на дорогу.
– И люди также! Самки достаются тому, у кого больше бабок, власти, кто успешней. Ну, смотри!
– Натали уселась поудобнее, - Какой-нибудь плешивенький мужчинка захотел юного тела. Ну, не может он больше смотреть на свою старую, обрюзгшую супругу. Я ему оказываю услугу, а он мне за нее платит. Цивилизованно и честно. И без лишних сантиментов... Все вертится вокруг одного! И ты не забывай, куда мы сейчас едем. Мы едем... ну-у?.. Правильно! Тра-ахаться!
– Натали захлопала в ладоши.
– А мораль?
– Опять двадцать пять! Что это, твоя мораль? Кто ее придумал?.. Вчера кальсоны ниже колена, а сегодня нитка в жопе... Почему, скажи мне, массаж считается благопристойной услугой, а снятие сексуального напряжения нет?
– Почему?
– Глеб поиграл желваками.
– Я отвечу тебе почему... Человеческое существо наделено невероятным, невообразимым внутренним миром. Миром без начала и без конца... Миром, где живет, - Глеб помедлил, - тот, кого вы называете Богом... Человек - это чаша, наполненная неподвластными слову образами и чувствами, это хрустальный храм...
– Ну, и че?
– Натали поджала губы.
– Завел!..
– А ты используешь этот храм, как привокзальный сортир! Вот почему!..
Машина свернула на грунтовую дорогу, мягко подпрыгивая на ухабах, принялась петлять по полям и перелескам.
– За честь женщин дрались, - продолжал Глеб, - на рыцарских поединках, на дуэлях. И не важно, была ли особа знатного рода или простолюдинкой. Лишь за одной категорий
Джип с ходу перемахнул болотистый ручеек, пробуксовывая взобрался на холм, по стеклам хлестнули ветки, и взору открылась окруженная лесом поляна на берегу речки.
– Вылезай, - велел Глеб, - приехали.
Натали выбралась из машины. Вокруг на было ни коттеджей, ни кемпинга, ни дачного поселка, вообще ни души. Деревья беззвучно роняли листья в жухлую траву, медленно текла черная вода. Пахло осенью, дубовой корой и горькой полынью. Глеб стоял, зажмурившись, подставляя лицо кислому уходящему солнцу, вслед за которым небесная бирюза сгущалась в предзакатную синь.
– Ты куда меня завез? Ч-черт!
– острые каблучки туфель увязли в перегное.
Между лопаток забрался холодок скорой ночи, над ухом пронзительно заверещал комар.
– Че, прямо здесь?
– Натали поежилась.
– Осень - это вечер года, - Глеб говорил негромко, почти шепотом, и слова его, кружась, падали, как сухие листья.
– А сейчас вечер осеннего дня... Настоящий вечер...
– Слушай, ты, турист!
– Натали звонко хлопнула себя по ноге.
– Стой тут, хоть до настоящего утра, я пошла в машину!..
– Наташа, - позвал Глеб, словно застонал, - Наташа, ну почему?.. Ты молодая, красивая, умная. В тебе сила, способная испарить океан и оросить пустыню. Ты способна рождать... любовь. Откуда, скажи мне ради всего святого, откуда в тебе столько грязи, забившей ключи? Превратившей живой родник в помойную яму?
– Глеб вглядывался в лицо девушки.
– Ты единственный ребенок в семье, ты росла, ни в чем не нуждаясь, в тепле и заботе. Ты играла в куклы и верила в сказки. Почему?..
– Ты мент? Ты из ментовки, да?
Глеб вздохнул и покачал головой:
– Нет.
– А кто ты?
– Я думал над этим... Но сейчас меня больше интересует, кто ты.
– За-айчик, ну пойдем в машину. Я сделаю так, как ты хочешь. Я умею все, - пальчики Натали пробежались по груди Глеба, скользнули вниз...
Глеб зло скрипнул зубами, грубо сгреб девушку в охапку и с силой, так, что затрещала рвущаяся материя, зашвырнул прямо в реку. После спустился вниз и принялся тщательно смывать с рук невидимую грязь.
Вдоволь наглотавшись воды, цепляясь за прибрежные кусты, Натали выбралась на берег. С ног до головы перепачканная в иле, с посиневшими губами, с разводами поплывшей косметики на лице, она сжимала единственную уцелевшую босоножку и непонимающе хлопала ресницами, безостановочно выбивая зубами барабанную дробь.
Глеб сидел на земле, прислонившись спиной к стволу раскидистого клена, грустно глядел на разгорающийся костерок. Натали потеряла дар речи. Гневная тирада захлебнулась воздухом, постояла в груди и вылезла наружу жалким писком.