Чекистские будни
Шрифт:
— Прошу, прошу, — сказал он, не обращая внимания на возражения моложавого пана. — Там в спокойной обстановке во всем разберемся. — И пошел мимо расступающихся зевак к стоявшей чуть в стороне милицейской машине.
Такой поворот событий, видимо, совсем не устраивал мужчину с усиками. Пройдя вслед за милиционером сквозь толпу, он резким движением оттолкнул от себя старика, и его правая рука привычно скользнула в задний карман брюк. Но в этот момент двое штатских с обеих сторон подхватили его под руки и посадили в машину.
Скандальный старик поехал в милицию на другой
ПАНЕ ПУЛКОВНИКУ
Как читатель уже, вероятно, догадался, пан с черными усиками попал не в милицию, а в наше управление. В большой комнате, куда его привели, стояли стол, несколько стульев да маленький диванчик у стены. За столом в военной форме сидел Федор Шубин и знакомился с документами задержанного.
— «Ян Тышка… 1902 года рождения, — читал он вполголоса по-польски, как бы взвешивая каждое слово. — Служащий… Последнее место работы — клерк в краковском банке…» А у вас, проше пана, есть еще другая фамилия? — спросил он мужчину с усиками, сидевшего по другую сторону стола.
— Никогда не было и нет, — коротко ответил моложавый пан.
С самого начала допроса он держался непринужденно, но с достоинством, умело разыгрывал из себя глубоко обиженного человека, на которого возвели напраслину.
— Поймите же, — говорил он. — Все, в чем обвиняет меня этот выживший из ума старик, от начала до конца — ошибка и ложь. Никакой внучки я не знаю, даже представления о ней не имею. Я бежал из гитлеровского концлагеря в надежде найти убежище в вашей стране. И вдруг… Этот ненормальный старик на улице… Скандал…
— Ну что ж, так и запишем. — Шубин взял авторучку и придвинул к себе лежавший в стороне бланк протокола допроса. — Значит, искали у нас убежище… Благодарим вас за уважение к нашей стране.
Нельзя сказать, чтобы слова пана произвели на него какое-нибудь впечатление. Он слушал внимательно, не перебивал и только старательно прятал возникавшую порой в уголках губ ухмылку. Федор Шубин хорошо знал, кто сидит перед ним, но не спешил открывать свои карты.
— Прошу пана… — Он вынул из ящика стола пачку папирос.
Мужчина с усиками закурил, выпустил изо рта длинную струйку дыма и, откинувшись на стуле, раздраженно проговорил:
— Долго вы еще собираетесь меня здесь держать? Где тот бессовестный старик, который устроил все это безобразие? Пусть приведут его девчонку, и дело с концом…
В этот момент отворилась дверь, и в комнату вошел худощавый военный. Он подошел к Шубину, наклонился, что-то сказал ему на ухо. Шубин улыбнулся и согласно кивнул. Появление нового человека, казалось, совсем не интересовало задержанного, он скользнул по нему глазами и потянулся к стоящей на столе пепельнице, чтобы стряхнуть пепел. Однако рука его вдруг дрогнула, и пепел посыпался прямо на брюки.
— Пся крев! — прошептал пан с усиками, в упор глядя на вошедшего. — Пся крев! — повторил он, сжимая кулаки.
Может быть, другой человек и не заметил бы ничего особенного в облике подтянутого офицера, зашедшего в комнату, видимо, по какому-то своему делу. Но профессионально цепкий взгляд сидевшего напротив
— Надеюсь, пан извинит меня, — на хорошем польском языке сказал военный, — за то, что я не очень корректно вел себя там, у магазина. Поверьте, у нас не было иной возможности познакомиться с вами поближе. Заочное знакомство с человеком вашего положения, прибывшим к нам нелегально по специальному заданию, сами понимаете, нас совсем не устраивало. Вот и пришлось разыграть небольшой спектакль, чтобы избежать стрельбы и ненужных жертв.
Да, теперь у задержанного не осталось сомнений, что перед ним тот самый крикливый старец, поносивший его при всем честном народе и не выпускавший полу пиджака до прихода милиционера. Нелепые калоши, длинный сюртук, ермолка, белая борода были уже не нужны, они сделали свое дело. Маскарад окончен.
— Так как же, пане Мрувка, — обратился к мужчине с усиками Федор Шубин, — вы по-прежнему будете настаивать на своей легенде о бегстве из концлагеря или, может быть, лучше оставим краковского клерка в покое и поговорим, наконец, серьезно?
Услышав свой псевдоним, Мрувка опустил голову. Он никак не мог примириться с мыслью, что его, признанного мастера шпионских дел, как мальчишку, обвели вокруг пальца.
— Отпираться, пане пулковнику, бесполезно, — продолжал Шубин. — Кажется, я не ошибся в вашем звании, пане Окулицкий?
Безусловно, полковник Окулицкий прекрасно понимал, что он попал к людям, достаточно искушенным, которым хорошо известны подробности его биографии и шпионской деятельности. Понимал и то, что упорное молчание может усугубить его участь, — значит, придется кое-что признать. И он, хотя не сразу, но заговорил.
Тактика Мрувки на допросах была нам ясна. Он пытался определить, какими именно сведениями мы располагаем, и соответственно строил свои ответы. Например, о том, кто он такой и почему оказался во Львове, полковник рассказал довольно правдиво. Однако категорически заявил, что каких-либо показаний о деятельности эмигрантского правительства в Лондоне и польских националистов на советской территории он давать не будет. Вместе с тем, Мрувка охотно сообщил о военных приготовлениях, которые вели фашистские войска на польской территории у временных границ с СССР.
Полученные нами от полковника Окулицкого сведения представляли известную ценность и были переданы в Москву. Самого Мрувку спустя некоторое время отправили туда же.
ВОЙНА
В ночь на 22 июня я задержался на работе почти до рассвета. Только пришел домой и прилег на кровать, чтобы хоть сколько-нибудь поспать, как за окном загрохотали взрывы бомб, послышалась беспорядочная стрельба зениток вперемежку с пулеметными очередями. По крышам загремела барабанная дробь — сыпались осколки бомб и зенитных снарядов. Я вскочил с постели, бросился к телефону, а тот уже и сам заливался требовательно, резко. Дежурный по управлению срывающимся голосом прокричал: