Чекисты рассказывают. Книга 3-я
Шрифт:
Ссора вспыхнула как-то за ужином.
— Что думаешь дальше делать? — спросил Николай брата, глядя ему в глаза.
— А тебя это очень волнует? — вежливо огрызнулся тот.
— Ну, не так, чтобы очень, но хотел бы предупредить...
— О чем?
— Друзья твои не внушают доверия. А ты сразу среди них своим стал.
— За своими друзьями приглядывай! А мои — не твоя забота.
— Я предупредил, — сухо сказал Николай. — А там как знаешь.
— Еще неизвестно, кто кого предупреждать должен, — вспылил Василий. Вошла мать, и братья замолчали.
С того дня они не встречались.
Пути братьев разошлись окончательно. Никому не рассказывал о конфликте Николай. Лишь иногда, вспоминая Василия, думал: «Образумится... Только бы не впутался в какую историю».
ЛЕОНИД ИСАЕВ
— Вот уже сколько на месте толчемся, — говорил Евстафьев, перекладывая папку на край стола. — Выйти бы на главарей, но пока — никак...
— А сообщение «монашки» о подслушанном на кладбище? — спросил его собеседник.
— Уж очень оно для проверки трудное. Темно было на кладбище, могла что-то и спутать...
Леонид Григорьевич Исаев, только что назначенный председателем губернской ЧК, принимал дела от своего заместителя — Алексея Ивановича Евстафьева. Несмотря на молодость — девятнадцать лет, — Исаев обладал достаточным жизненным опытом. С четырнадцати лет Леонид Григорьевич работал на заводе Михельсона. Бороться с врагами его учили в отряде замоскворецких красногвардейцев, а природный ум и неутомимость выдвинули его в шеренгу опытных чекистов. Евстафьеву с самого начала он понравился. В дело он входил не торопясь, задавал много вопросов, давал время подумать, внимательно читал документы, дотошно расспрашивал о сотрудниках.
— Анонимка... — протянул Исаев, знакомясь с очередным документом. — Что ты думаешь по этому поводу, Алексей Иванович?
— Не верю! Чтобы Рагозин предатель? Не допускаю! — заволновался Евстафьев. — Преданный революции человек. Себя не щадит.
— А происхождение, связи?
— Да, он из офицерской семьи. И этого никогда не скрывал. Но с семьей порвал давно, до революции. Кроме матери, вроде бы ни с кем не встречается. Нет, что-то тут не то...
— Может, враги специально подбросили, чтобы скомпрометировать?
— Я об этом думал. Хотел порвать ее, да есть тут у нас один, требует вынести анонимку на рассмотрение коллегии. Ты человек новый, поговори о Рагозине с людьми, мнение Круминя послушай — он старый подпольщик, у него на людей чутье отличное.
— Раз настаивают, придется говорить на коллегии. — И Леонид Григорьевич отложил в сторону бумагу.
А в это время ничего не подозревавший об анонимном письме Николай Рагозин был по другую сторону монастырской стены — на живописном холме, высоко поднимавшемся от реки. С ним Марина. Недавно в ЧК появились две девушки — Марина и ее подруга Тоня. Быстро свыклись они с суровым бытом ЧК, освоились с работой. Одна занималась почтой, другая печатала на машинке. Все свободные минуты Николай Рагозин стремился проводить с Мариной, чаще всего ходили они на холм
До революции в теплые вечера здесь всегда было оживленно, прогуливались молодые люди из «состоятельных» семейств. Ныне же среди обитателей города расползлись слухи об «ужасах» ЧК, и гуляющих почти не стало. Николаю и Марине никто не мешал.
Сегодня Марина была грустной и, как показалось Рагозину, чем-то встревоженной.
— Что с тобой? — спросил он ее, но девушка отмалчивалась, лишь крепче прижималась к его руке.
— Нет, ты определенно что-то скрываешь от меня, — с оттенком обиды сказал Николай.
— Нет-нет, — быстро проговорила Марина. — Ничего плохого не думай. Но... мне страшно за тебя, ой как страшно! Ведь кругом враги, и они знают тебя.
Николай улыбнулся: «И только-то». Вслух же сказал:
— Не надо бояться, Марина. И у революции врагов немало, сразу с ними не покончишь...
— Но ты из их среды, а отступничество они не прощают...
Она не договорила. Вздрогнула, услышав быстрые шаги за спиной. Рывком оглянулась. И в то же мгновение раздался выстрел. Охнул, схватившись, за лицо, Николай... А человек, стрелявший в него, кинулся к склону и кубарем скатился вниз. Лишь мгновение видела его лицо Марина.
Николай опомнился. Он выхватил наган, хотел было броситься за стрелявшим, но Марина удержала — погоня была уже бесполезной.
...Перед заседанием коллегии Леонид Григорьевич Исаев со своими ближайшими помощниками — Евстафьевым и Круминем — решил обменяться мнениями по делу «Владимирского офицерского батальона». Евстафьев, став заместителем Исаева, возглавил работу по борьбе с контрреволюцией.
Почти два месяца Евстафьев, Круминь и Рагозин расследовали загадочное убийство командира пулеметной команды Катова. Упорно продвигались они по едва заметным следам деятельности владимирских контрреволюционеров. И не безрезультатно. Некоторые сведения уже были в их руках. Но кто главари, по каким каналам идет связь заговорщиков, кто входит в «общество» — на эти вопросы чекисты еще не могли дать ответ.
Причины затянувшегося следствия наводили на мысль: кто-то узнавал о действиях ЧК, о планах ее сотрудников. Кто-то поставлял заговорщикам информацию из-за монастырских стен. Кто же? Об этом и нужно было поговорить на заседании коллегии.
— Нам предлагают начать аресты известных заговорщиков, — рассуждал, поглядывая на членов коллегии, Исаев. — Арестуем мелочь, а крупная-то рыба уйдет, и связи с ней уплывут... Вот что меня тревожит.
— Так, так, товарищ Леонид, — поддакнул Круминь. — Правильно говоришь...
— Правильно-то правильно, — вставил Евстафьев, — да ведь надо же что-то и предпринимать. Сидим словно на пороховой бочке, а контра лезет во все щели... Мы же все расследуем! Враг среди нас находится!
— Но кто же, кто? — раздражаясь, перебил его Исаев. — Ты знаешь? То-то, молчишь. — И продолжал спокойнее: — Пока у нас одни подозрения. Без доказательств не имеем права сажать людей. И без того обстановка в Чека нервозная. Кто-то слушок пустил, кто-то анонимку подбросил. Мы вот об этой анонимке и говорить-то не хотели, но... настаивают на разбирательстве. Пришлось ознакомить с нею членов коллегии.