Чекисты рассказывают. Книга 4-я
Шрифт:
— Не смогли бы вы съездить за Муравьевым?
Цепляева задумалась. Потом как-то смущенно стала смотреть по сторонам.
— Я буду с вами откровенна. У меня нет денег на дорогу и… вот это единственное пальто. Нет другого платья. Мне не во что переодеться…
— К сожалению, пальто выдать мы не имеем возможности. А что касается платья, то что-нибудь придумаем. И денег на дорогу мы вам дадим. Договорились?
— Договорились… — еще больше засмущалась Цепляева. — Вы уж меня извините.
— Только никто не должен знать, что это наше поручение.
Цепляева уже смутно догадывалась, что у чекистов имеется свой план действий. И в этом плане ей отводится не последняя роль. Поэтому твердо ответила:
— Согласна. — Это был голос другой женщины, твердый и решительный.
Выяснив у Цепляевой все необходимые детали, Дерибас и Кандыбин с ней распрощались.
Затем они снова и снова обсуждали план предстоящей операции. Просидели весь день. Многое просматривалось вперед. Но были еще и факторы, которые не зависели от чекистов, но могли играть существенную роль. Обедал Дерибас у Кандыбина, но что он ел, ни за что бы не вспомнил. Даже за обедом они продолжали обсуждать детали предстоящего дела. Потом опять сидели в кабинете на службе. Вызывали оперативных работников, наводили справки, требовали дополнительные сведения. Все срочно, немедленно. А через два дня, к вечеру, Дерибас, шатаясь от усталости, сказал Кандыбину:
— Дмитрий Яковлевич, в общих чертах наш план готов. Дожидаться приезда Муравьева я не буду. Ты уточнишь с ним детали и сообщить мне в Москву. А за это время я доложу все, о чем мы с тобой договорились, Самсонову и Дзержинскому. Надо получить у них одобрение. Согласен? Уеду я завтра утром.
Казалось бы, от Воронежа до Рязани рукой подать, но нужно устроить дома семью, найти женщину, которой можно поручить хозяйство, заготовить хотя бы что-то из продуктов. Да и самой экипироваться в дорогу и достать билеты. И вышло так, что Цепляевой удалось отправиться в путь только в конце зимы. Поезд подолгу стоял на полустанках. А от Рязани до деревни пришлось искать попутную подводу. Мария Федоровна порядком намучилась, пока добралась. А время шло и шло… Но Цепляева была женщина упорная: дала слово — отступать нельзя. И в конце концов Муравьева она разыскала и переговорила с ним.
Муравьев не очень обрадовался известиям: ведь Мария Федоровна просила приехать в Воронеж для решения эсеровских дел — такие инструкции она получила. Евдоким Федорович не торопился к левым эсерам: «Что у них может быть хорошего?»
Когда Муравьев приехал в Воронеж ранней весной, было холодно и сыро. Шел снег, перемешанный с доедем. Не было никакого желания выходить на улицу…
Но в тот же день к нему пришла Мария Федоровна и сказала:
— Евдоким, тебя просят зайти в губчека.
— Меня? — удивился Муравьев. — Зачем?
— Этого я не знаю. Я пойду вместе с тобой. С нами хотят
Муравьев стал быстро собираться.
У Кандыбина они застали целый «консилиум»: там сидел заместитель председателя губчека Ломакин, председатель губисполкома Агеев. Все они поздоровались с Цепляевой и с Муравьевым за руку, и Кандыбин предложил им сесть. Затем спросил Муравьева:
— Почему вы так долго не ехали? — в его голосе Муравьев почувствовал укор. Это было сказано с оттенком досады.
— Почему вы не сказали, что я нужен вам, а не эсерам? Я бы приехал немедленно, — в том же тоне ответил Муравьев.
— Нам не хотелось, чтобы кто-нибудь мог догадаться о нашей заинтересованности. Вы могли случайно проговориться своим родственникам…
— Ну и что же? Я своих взглядов не скрываю. Я решил твердо порвать с эсерами.
— Мы знаем ваши убеждения. Но у нас есть предложение. Это предложение Москвы, — Кандыбин подчеркнул последнее, чтобы дать почувствовать Муравьеву, насколько серьезно предложение. — Нужно оказать помощь в борьбе с антоновщиной.
Муравьев даже привстал. Он не ожидал такого оборота дела. Удивленно посмотрел на лица присутствующих: уж не подшучивают ли они над ним? Но выражения лиц у всех были серьезные, и он стал сосредоточенно думать, как он может пригодиться в этом деле: «Кто из воронежских эсеров может быть связан с бандой Антонова?.. На память ничего не приходило. Да и с тамбовскими эсерами связи никакой нет…» Ничего не придумав, Муравьев покачал головой, развел руками и в недоумении спросил:
— Что я могу?..
Не отвечая на вопрос, Кандыбин снова спросил:
— Как относитесь вы к этому движению?
— Как я могу относиться к бандитам и убийцам?
— Это вы правильно определили: бандиты и убийцы. Тут наши взгляды совпадают. Но сейчас мало дать точное определение этим людям. Ни один честный человек не может спокойно наблюдать за всем, что они творят…
Муравьев покраснел.
— Я готов вступить в Красную Армию и бороться с оружием в руках, — решительно сказал он. — Когда я ехал сюда по вызову Марии Федоровны, — он оглянулся в ту сторону, где сидела Цепляева, — то был свидетелем разговора между крестьянином и солдатом. Крестьянин защищал антоновцев, а солдат возражал. Я и подумал в тот момент: «Мать честная, если бы я только мог попасть в ряды антоновцев! Я сумел бы убедить крестьян! Да ведь только не дадут. Сразу заткнут глотку штыком!..»
— От вас этого не потребуется, — улыбнулся Кандыбин. — Важнее проникнуть в штаб антоновцев…
— Ну, уж это фантазия! — воскликнул Муравьев. — Это не в моих силах, — он развел руками. — Чего не могу, того не могу!
— А если все же подумать, — не отступал Кандыбин. — Мы поможем кое в чем. Для того чтобы покончить с бандой антоновцев, требуется проявить хитрость, собрать информацию и обезглавить движение. Это чрезвычайно трудно и опасно. Отлично знаем, какому риску будет подвергаться человек, которому удастся туда пробраться… Но зато какая польза для народа!