Чекисты рассказывают. Книга 5-я
Шрифт:
В это время открылась дверь кабинета, и показался Бахарев.
— Заходите, заходите, — воскликнул Хаскель, — хорошо, что вы вовремя вернулись из Новороссийска. Все ли удачно?
— Да, шеф: я подробно доложу справкой о своей поездке.
— Познакомьтесь, — предложил Хаскель. — Вы оба русские офицеры и легко найдете общий язык.
Солодков и Бахарев пожали друг другу руки...
На другой день в отдельном кабинете ресторана, где расположились Хаскель и Бахарев, появился средних лет мужчина с резкими чертами лица и острыми, сверлящими глазами.
—
— Что же вы решали на вашем ЭКОСО? — поинтересовался Хаскель..
— Решали вопрос о восстановлении Донецко-Грущевских шахт. Принят мой проект поставить ряд шахт на мокрую консервацию, точнее, затопить их. Часть сохранившегося оборудования снять и поставить на другие, подготовленные к эксплуатации. Мне поручили завтра же выехать в Харьков и вывезти оборудование с шахт Донбасса, стоящих на консервации.
— Вы не служили у нас, в добровольческой армии? — неожиданно спросил молчавший до этого Бахарев.
— Нет, к сожалению, на защиту отечества от большевиков нас не отпускали, мы ведь работали на оборону, — ответил Березовский.
— Но, позвольте, где-то я вас видел, как будто в нашем офицерском кругу, — спросил Бахарев.
— Да, и мне ваше лицо знакомо. Теперь вспоминаю, вы с группой офицеров во главе с генералом Май-Маевским приезжали в Харьков к нам на съезд горнопромышленников юга России.
— Да, боевой был генерал Май-Маевский, но, бог ему судья, часто злоупотреблял... — Бахарев щелкнул пальцем по рюмке и добавил: — Страдал запоем. Я теперь вас тоже вспомнил, вы тогда выступили с горячей речью не только как горнопромышленник, но и как член партии эсеров.
— Нет, я тогда был меньшевиком.
— Да, да, — продолжал Бахарев, — у нас с вами были общие идеи.
— Я думаю, господин Березовский, мы с вами найдем общий язык и сейчас, — заметил Хаскель.
— Вполне, — согласился Березовский.
— В Харькове я буду ждать вас в украинской конторе АРА, — сказал Хаскель. Он достал пять чеков на посылки АРА и вручил их Березовскому: — Это примерно 40 килограммов продуктов, можете получить их в ростовском складе АРА.
Когда Березовский ушел, Хаскель поручил Бахареву ускорить организацию отряда есаула Солодкова на Дону, а сам вскоре выехал на Украину. О цели своего вояжа он Бахарева не информировал.
ШИФР В ДЕЙСТВИИ
Хаскель находился в поездке по югу. Лизи отвечала на редкие телефонные звонки. Но когда она хотела войти в кабинет Хаскеля и взять на прогулку английского дога Мильтона, неожиданно появился Фишер и попросил помочь убрать в его кабинете бумажный хлам.
— Вот это сжечь в камине... это в книжный шкаф... — Фишер быстро сортировал завалы бумаг. Лизи старательно ему помогала.
В комнату заглянул
— Чистите свои авгиевы конюшни?
Лерс взглянул мельком на Лизи и обратился к Фишеру:
— Мне необходимо поговорить с вами, пойдемте в кабинет шефа, там удобнее.
Они вышли. А Лизи тем временем взяла ворох бумаг, отложенных для сжигания, и направилась в свою комнату. Зажгла в камине огонь и начала сжигать бумаги.
Из бумажного хлама вдруг выпала телеграфная лента. Лизи подняла ее и увидела на ней ряд цифр. К концу ленты была приклеена бумажка. Лизи ее прочла. Это была собственноручная запись телеграммы полковника Хаскеля в Нью-Йорк Гуверу, в которой сообщалось, что Советское правительство категорически отказывается, от его вмешательства в работу железных дорог европейской части России. Хаскель требовал от Гувера в ответ на это прекратить продовольственную помощь, что, по мнению Хаскеля, заставит русских быть сговорчивее.
Лизи положила телеграфную ленту к себе в стол, чтобы вернуть ее Фишеру. Лизи недоумевала — как же мог Фишер, опытный разведчик, оставить текст телеграммы вместе с шифром. Уж не провокация ли это против нее? Как быть? Но когда она сожгла все бумаги, Фишер позвал ее в свою комнату, и не успела она ему рассказать о шифре, как он стал упрекать, почему она не убрала пыль со стола и шкафов.
Лизи резко ему ответила:
— Я не уборщица, — хлопнула дверью и вышла.
Потом, немного успокоившись, вернулась в кабинет шефа, чтобы вывести Мильтона, но Фишера там уже не было.
На улице впереди нее шла баронесса Шефнер. Лизи хотела ее обогнать, но та вдруг заговорила:
— Голубушка Лизи, вы слышали: графиня Толстая... Софья Львовна? Бросила работу в АРА... разочаровалась... И в самом деле, что мы здесь видим, эти солдафонские морды американских офицеров. Потом, какие здесь посетителя, фи... то спившиеся офицеры, погубившие Россию, то теперь нэпманы. У Софьи Львовны, безусловно, свои какие-то идеи, и она с ними может уйти отсюда. Но мы-то, голубушка, не можем, нам надо что-то кушать. Софье Львовне нашего положения не понять, ей Советское правительство полностью сохранило имение отца.
Мильтон нервничал и тянул Лизи за поводок.
— Как мы низко пали, — продолжала графиня, — подумать только, княжна Мансурова водит на прогулку собаку. Вчера, вы представляете, мне дали швабру и заставили мыть окна...
Лизи было не до прогулки. На нее волной нахлынуло чувство глубокой горечи. Как быть дальше, где найти место в жизни? Даже здесь, на работе в АРА, ее провоцируют. За границей вроде бы как никаких революций нет. Но ведь Фишер давал ей читать иностранную прессу. Она читала о том, как там живут русские эмигранты. Молодой князь Долгоруков служит официантом в ресторане, гвардейские офицеры стали шоферами такси в Париже, Плющевский, генерал-квартирмейстер деникинскои армии, поступил на завод «Рено» и скончался прямо за станком от изнурительной работы. Одного видного русского генерала, искавшего убежище в Нью-Йорке, водворили в камеру вместе с уголовниками на «Остров слез».