Чекисты [Сборник]
Шрифт:
Эта ночь почему-то запомнилась надолго. Звонок был похож на тот, которого Сергей ждал. Еще он предполагал, что где-нибудь на улице его крепко возьмут за локти и скажут: «Гражданин, пройдемте». Хотя так говорят милиционеры. Эти, наверное, действуют по-другому.
Сергей ожидал всего, что угодно, только не этого. Это было до нелепости невероятным и неожиданным.
— Сережа, газеты будешь смотреть? — спросила мать, войдя в комнату. — Да, вот еще письмо тебе от какой-то девицы.
Она протянула серый тонкий конверт с четырехкопеечной маркой, надписанный ровным круглым женским почерком.
Сергей
В горле Сергея задергалась какая-то жилка, захотелось расхохотаться, наверно, это чья-то «покупка», ну, например, Бориса Самарова. Он прозвал Сергея Янки и смеялся над его увлечением всем американским. Но такими вещами не шутят, и бланк вряд ли достанешь.
Одиннадцатого августа. Значит, в распоряжении полдня сегодня и весь завтрашний день. Неужели это просто случайность и вызывают по другому вопросу? Но вдруг они все знают? Нет, тогда не стали бы вызывать, тогда раздался бы длинный, настойчивый звонок у двери. Тут что-то не то, не то…
Когда прошло оцепенение, Сергей заметался по комнате, снимая с полок книги, потом, бросив их, стал рыться в столе, лихорадочно просматривая бумаги, которыми был набит весь ящик. Скрутил в жгут журнал «Лайф», попытался запихнуть его в пустую консервную банку с надписью «Кока-кола». Банку подарили ему супруги Старк, после того как он объехал с ними на машине весь город, показал буддийский храм, мечеть и баптистский молитвенный дом… Да, еще они подарили две душеспасительные брошюрки, изданные в Чикаго. А эту книжку тоже надо уничтожить: Жозеф Джастроу «Фрейд — его мечты и сексуальные теории». И еще… где же она? Сергей стал выбрасывать из шкафа книги, пока не нашел нужную: «Обеспокоенный воздух», ее подарил Митчелл…
Черт дернул их переехать в новую квартиру! Здесь нет даже печки, газовой колонки тоже нет — горячая вода поступает от теплоцентрали. Мать, как назло, звенит посудой на кухне. Письмо можно сжечь в уборной и спустить в унитаз, а книги? Они же толстые.
Сергей выглянул в коридор. С кухни доносился звон посуды.
Хотя бы мать вышла куда-нибудь. Она же спросит: «Что ты так много спускаешь в уборной воды?» А книг сколько! И соседи обратят внимание на непрерывный шум сливного бачка.
Вынести в мусорную бочку на заднем дворе? А вдруг за Сергеем следят и сразу схватят с поличным? Остается одно — изорвать и выбросить в мусоропровод.
Часто оглядываясь на дверь, Сергей начал рвать страницу за страницей на мелкие клочки, бумага скользила под вспотевшими пальцами. Раздался звонок, второй, третий. Это не дверь, это телефон.
— Сережа, тебя! — крикнула мать.
Сергей не узнал голоса звонившего.
— Привет, Янки! Приходи сегодня в Эрмитаж к пяти часам, познакомлю с группой англичан. Ты что, оглох, что ли?
Эрмитаж? На что он намекает?
— Янки, ты понял меня или
Звонил Борис Самаров. Его голос. Но почему он говорит об Эрмитаже? А может, это не он…
— Я плохо себя чувствую, не могу.
— Жаль. Довольно интересные люди будут, а одна такая симпатяшка!
Впереди была ночь, день, еще ночь и…
Утром одиннадцатого августа в полупустой трамвай вошел парень с красными от бессонницы глазами, он долго и рассеянно искал в кармане монету, бросил ее в кассу, оторвал билет, сел к окну.
Мимо поплыла улица с витринами магазинов, с прохожими, с детскими колясками и газетными киосками. Номер трамвайного билета был несчастливым. Сергей смотрел в окно, ничего не видел и думал, думал, предполагал, рассчитывал…
2
В бюро пропусков Управления КГБ по Ленинградской области пришел мужчина, выложил паспорт на имя Макарова Василия Васильевича, потребовал свидания с начальником управления, показав два письма, полученные из Нью-Йорка. Дежурный просмотрел их, сказал, что из-за этого не обязательно идти к начальнику. Позвонил какому-то Григорию Павловичу.
В кабинете за столом сидел пожилой человек в коричневом в полоску костюме. Встал, поздоровался, предложил сесть и сказал:
— Слушаю.
Макаров выложил на стол паспорт. Григорий Павлович его не взял и еще раз сказал:
— Слушаю, слушаю.
Макаров стал шарить по карманам, ища письма, он их только что держал в руках и… на тебе. Наконец вытащил из бокового кармана пиджака два конверта и протянул их Григорию Павловичу. Тот взял, не глядя положил рядом и еще раз сказал:
— Я вас слушаю. В чем дело?
Макаров поерзал на стуле, хотел встать, потом неопределенно помахал руками и начал:
— Я родился и вырос в Ленинграде. Ни родственников, ни знакомых за границей у меня нет. Понимаете, нет. И вот получаю письмо из Нью-Йорка от какого-то Стоуна, в конверте еще конверт распечатанный и обратный адрес на нем указан мой, и фамилия моя. Понимаете?
— Понимаю.
— Английский я учил когда-то в школе. Сейчас немногое помню, но понял, что этот Стоун обращается ко мне не очень-то любезно: «Господин Макаров!» Понимаете, не «уважаемый господин», а просто «господин». И в конце письма подпись — Дж. Стоун. Если бы это было вежливое письмо, то он перед подписью поставил бы «с уважением» или что-то в этом духе. Я хотел взять словарь и перевести, но решил посмотреть второе письмо, в открытом конверте с нью-йоркским адресом. Оно оказалось написанным по-русски печатными буквами, и это такая дрянь, что я не стал переводить и поехал к вам. А обратный адрес указан мой, и фамилия моя…
Григорий Павлович посмотрел письмо, написанное по-английски, потом долго разглядывал конверт, на котором по-русски был указан обратный адрес ленинградца Макарова. Пробежав страницы этого письма, он усмехнулся, покачал головой и снял трубку:
— Ирина Васильевна, найдите Комарова, пусть зайдет.
Положив трубку на рычаг, обратился к Макарову:
— Автор этого письма, видимо, ошибся адресом, и оно попало другому человеку, который возвратил его…
— Но не мог же я…
Григорий Павлович согласился.