Чекисты. Книга первая
Шрифт:
Коротко доложив обстановку на границе, начальник отряда спросил:
— Товарищ генерал, с дороги, наверное, проголодались? Может быть, закусите в нашей столовой?
— Поработаем, а потом хочу навестить дочку. Там и пообедаю, — ответил Котельников и, вынув из кармана маленькую записную книжку, раскрыл ее и набрал номер телефона.
— Добрый день, Лена! Это я говорю.
— Папа? Ты здесь? Узнаю: даже телеграмму не прислал… Поскорей приходи…
Котельников нахмурился. Он никак не мог примириться с мыслью, что его Лена вышла замуж. Муж Лены, молодой инженер, сначала работал
Была и еще одна причина, заставлявшая его хмуриться: вот уже пять месяцев, как он не видел сына, а Лена словом о нем не обмолвилась.
Как это часто бывает — профессия переходит из поколения в поколение. Сын пошел по стопам отца. Но в отличие от Котельникова-старшего, “сухопутного”, Котельников-младший стал моряком.
Пять месяцев Григорий Макарович не видел сына. Конечно, Вовка в море. Где же ему еще быть?
Стоянка погрансудов была недалеко от города, в котором работал Сеня, и, уезжая из Москвы, Лена говорила: “Теперь Володя будет нашим частым гостем…”
“Гостем…” — раздраженно вспомнил генерал, нажимая пуговку звонка, над которой значилось: “Е.Г. и С.Я.Дроздовы”.
В крохотной квартире Е.Г. и С.Я.Дроздовых пахло масляной краской и отжевелью. Все вещи и даже обои выглядели такими веселыми, словно им доставляло удовольствие красоваться именно здесь.
— Эту кровать мы купили специально для Вовки, — сказала Лена. — Но он совсем от рук отбился… Даже с днем рождения меня не поздравил…
Котельников пощупал кровать.
— С сеткой… — сказал он и улыбнулся.
В это время в дверях щелкнул ключ — пришел Сеня.
Это был молодой человек невысокого по сравнению с Котельниковым роста в хорошем и даже щегольском костюме. Самым приметным в его лице были глаза — черные, блестящие, очень живые…
— Обеденный перерыв? — спросил Котельников, здороваясь с зятем.
— Полагается… — дружелюбно ответил Сеня.
— Садись, папа, — сказала Лена, накрывая стол. — Кислые щи, твои любимые.
Котельников сел. Щи действительно были очень хороши. Сеня ел с большим аппетитом, высоко подымая ложку, и, блестя глазами, рассказывал о своей последней работе — проекте нового теплохода. Лена преданно и любовно смотрела на мужа. Она много раз слышала его рассказы о будущем теплоходе и хорошо разбиралась в непонятных Котельникову технических выражениях и цифрах. Иногда она вставляла замечание и, по-видимому, дельное, потому что Сеня удовлетворенно кивал головой и продолжал рассказывать с еще большим воодушевлением.
“Если бы после школы Володя пошел в институт, он бы тоже был сейчас инженером, или врачом, или геологом”, — думал Котельников. Но, как всегда, этим мыслям сопутствовало чувство гордости за сына, офицера-пограничника.
— Мы с мамой в сентябре путешествовали по Волге на прекрасном теплоходе, — сказал Котельников. — Я, кажется, писал вам.
Сеня засмеялся:
— Вы говорите “прекрасный теплоход”? Но если бы вы знали, если бы вы только могли представить наш будущий
— И даже потребует… — заметила Лена.
Сеня удовлетворенно кивнул головой.
— Да, это верно. Когда на Волге встанут гигантские плотины, она потребует теплоходы именно такого типа. Они уже будут выстроены. Ведь в новых морях может даже случиться небольшой штормяга.
Лена быстро взглянула на отца, словно говоря: “Видишь, какой он, мой Сенечка!..” Котельников ответил понимающим взглядом.
Зазвонил телефон. Семен взял трубку.
— Вас, Григорий Макарович.
Котельников услышал голос начальника отряда.
Обычно лицо Котельникова казалось малоподвижным. Этому способствовал спокойный взгляд глубоких и светло-голубых глаз. Но близкие люди знали, что под влиянием душевных перемен взгляд его приобретает живость, глаза темнеют, и тогда черты лица становятся волевыми, смелыми, а линия рта под широкими усами — жесткой. Сейчас он был таким.
— Сейчас буду у вас, — Котельников повесил трубку, прошел в переднюю и быстро оделся.
— Ты ночуй у нас, папа! — крикнула Лена вслед.
Последних слов Котельников не расслышал.
— Да, постарел наш генерал, — сказал Сеня, — постарел…
— Папа? Постарел? Такие, как он, не стареют. Тут другое…
Начальник отряда сообщил Котельникову по телефону: “Сторожевик обнаружил нарушителя. Моторная лодка вошла в наши территориальные воды и на большой скорости идет к берегу”.
Когда генерал приехал в штаб отряда, с корабля уже радировали, что задержан нарушитель границы.
— Нарушитель на корабле, — доложил начальник отряда, довольный отличной работой своих подчиненных. — Идут на стоянку. Шторм — восемь баллов, — подчеркнул он, словно бы и шторм должен был быть поставлен в заслугу пограничникам.
— Машину! — приказал генерал. — Я сам поеду. Ждите распоряжений. Связь с центром обеспечиваете вы.
Через час он уже был на стоянке погрансудов…
Они стояли на пирсе. Дул яростный северный ветер, нагоняя тяжелый, мокрый снег. За снежной завесой море было невидимо и угадывалось по грохоту.
Время от времени луч прожектора ложился на море, и тогда вспыхивала крупная седая волна. Казалось, что вся снежная масса устремляется к этой узкой, но такой желанной полосе света…
— Товарищ генерал, — сказал начальник заставы, — товарищ генерал, прошу вас зайти в помещение. Неизвестно, когда придет сторожевик…
— Товарищ генерал, — повторил начальник заставы, — прошу вас в помещение. Дело не скорое. В такой шторм кораблю трудно пришвартоваться.
— Хорошо, — сказал Котельников. — Пойдемте… По прибытии судна нарушителя тотчас доставьте ко мне.
В канцелярии начальника заставы только что протопили печку, и было жарко.
Котельников снял шинель, повесил в шкаф, затем, сняв папаху, стряхнул с нее снег и положил на стол. Все это он делал не спеша, молча, занятый своими мыслями. Сев за стол, генерал жестом пригласил сесть начальника заставы, молодого офицера с открытым, приветливым лицом, так сильно затянутого в талии ремнем, что казалось удивительным, как это ему удается сохранять приветливое выражение.