Челноки

Гусаров Александр

– То, что нам давали на лекции, я изложила, – Настя с независимым уверенным видом посмотрела куда-то поверх головы Марии Филипповны, и зачастила. – Отличительным признаком лекарственной ромашки является полое дно корзинки, выгнутое в виде кегли, у нее мелкие листочки…

– Достаточно, – остановила скороговорку Анастасии женщина, – про пропорции в изготовлении настоев, вы ни слова ни сказали…

– Они все примерно по одной схеме готовятся… надо взять…, – заспешила Настя.

– Надо было на вопрос билета своевременно отвечать, а не тогда, когда я вас к этому подтолкнула.

– Но там, в билете… про настои… не было

такого вопроса?

Мария Филипповна оставила без внимания замечание Насти и начала перелистывать лежавшую перед собой толстую синюю тетрадь с конспектами, исписанную от корочки до корочки ровным, мелким почерком.

– Лекция – это логическое, стройное, последовательное, систематическое и ясное изложение научного вопроса… я записала всё, что давал наш преподаватель … – сказала Настя, готовая лишний раз продемонстрировать свою эрудицию.

– Я разберусь, – тоном милиционера прервала её Мария Филипповна. – Идите, хорошо.

Зачётку вынесли через пять минут. К полному удивлению вместо запомнившегося ей слова «хорошо» соответствующего ожидаемой оценки, Настя увидела чистую незаполненную графу, означавшую только одно – экзамен она не сдала. У неё перехватило дыхание: «Я же всё ответила, – обращаясь неизвестно к кому, произнесла она вслух, – нам же больше ничего по этой теме не давали, и вопроса этого, как готовить настои в билете не было, – снова обращаясь никуда, – сказала она».

Староста курса пригласила «заваливших» предмет в освободившуюся после сдачи экзамена аудиторию. В разговоре между собой они прояснили, что предмет не сдали лишь те студенты, что не внесли деньги в качестве добровольного пожертвования на развитие материальной базы института. Список висел на доске объявлений перед входом в учебный корпус уже несколько месяцев. Это являлось нововведением администрации. На случайность всё то, что произошло с ними совсем не походило.

– В общем, так, – Светлана, круглая отличница девушка-монашка с весьма строгими глазами в тёмной юбке ниже колен, с опаской глянула в сторону дверей аудитории и, стараясь говорить как можно тише, произнесла.

– Эта кобра сказала: «Если они хотят учиться дальше, то должны в течение месяца сдать сумму эквивалентную тысяче баксов, а так о пересдаче не может быть и речи».

Она вздохнула и развела руками:

– Вот так девчонки и мальчишки, хотите – верьте, хотите – нет.

Из института Настю вынесло штормом возмущения в душе и потерей ориентиров в пространстве и времени. По пути к дому обычно внимательная к окружающим она вошла в троллейбус человеком-невидимкой, сторонясь людей, не замечая никого и ничего вокруг, напряжённо размышляя: «Где же раздобыть необходимую сумму? Спрашивать у мамы не имеет смысла. На работе ей и так зарплату урезали. Эти самые доллары она в глаза никогда не видела. На самогонке ей надо два года копить. Занять – у кого? Она мысленно перебрала в памяти своих знакомых. Нет – не получится. Найти работу и заработать за месяц самой? Нереально. Замкнутый круг».

Настя вспомнила про мать, как она смешно говорила, пропуская букву «л» и испуганно понижая голос при взгляде на дверь квартиры соседей, на глазах, разбогатевших на торговле мебелью: «У них ведь и долАры есть». Она улыбнулась своим мыслям и тут же горько вздохнула: «Попросить в долг у этих же соседей? Но нет, они как разбогатели – такие важные стали. Ходят, как будто в штанах что-то ценное носят (как

будущий медик и начинающая женщина она уже знала, что ничего особенного там быть не может). Расстаться с мечтой о любимой профессии? Тоже ведь не выход. Занять у родственников? Те сами вечно от зарплаты до зарплаты перебиваются. У родного отца давно своя семья».

На следующий день она сказалась больной и до обеда провалялась на кровати. Мама с утра понеслась на завод, так что вникать в состояние здоровья дочери той было некогда. Под вечер, склеив из воли, разбросанной по душе в виде осколков что-то цельное, Настя, поехала в общежитие пединститута к деревенской подружке Татьяне Репниной. Как никогда хотелось поделиться своей бедой, облегчить внезапно отяжелевшую душу, избавится от оседлавшей её как загнанную лошадь несправедливости.

До девятиэтажного корпуса общежития пединститута она добиралась в переполненном пассажирами троллейбусе, который гудел растревоженным ульем о последних известиях по выплатам пенсий и пособий.

Татьяна спустилась к ней и, внимательно выслушав трагическую исповедь подруги, нервно тряхнула белыми крашеными волосами:

– Тысяча баксов? Круто. Круто. Сволочи, конечно, – она с минуту поразмышляла. – Но сейчас такая жизнь. Блядская одно слово. Ты не унывай. Денег таких я тебе, конечно, дать не могу, – она взглянула, в наполнявшиеся слезами глаза Насти, – у самой пока таких нету. Но ты можешь заработать сама.

– Как заработать? – заинтересовалась Настя.

– Как. Как. Обыкновенно. Раком. Ты девчонка видная. Я тебя сведу кое с кем.

– С кем это «кое с кем»? – с подозрением спросила Настя.

– О, Настюха, ты как малое дитя.

– С проституткой что ли?

– Нет, с директором банка, – ехидно ответила Татьяна.

Лицо у Анастасии после слов подруги сразу осунулось, почернело обугленным стволом только что зеленевшего деревца. Она растерянно произнесла:

– Я не знаю, Таня, как это делается, у меня Валера. Да и противно.

– У твоего Валеры есть деньги?

– Нет, наверное. Откуда у него? Да если и есть, я просить не буду.

– Что тогда делать будешь? Пойдешь пескоструйщицей, на завод?

– Не знаю, может, и пойду, – нахмурилась Настя.

– Ты ччё, подруга, там мужичьё, обман, уж лучше стать заслуженной лесбиянкой России, чем туда.… За эти деньги там полгода вкалывать будешь. Короче, я дам твой домашний номер телефона кому следует. До вечера у тебя мать на работе. В институте каникулы. За две недели ты легко деньги отработаешь. Потом можешь забыть, как страшный сон. Будешь брать по сто баксов с чел… да нет, не с человека. С кобеля. С какого побольше, с какого поменьше. Сама разберёшься…. Отстегнёшь потом человеку, который будет тебя рекламировать, остальные все твои. Думай. Ты не первая и ты не последняя, – она улыбнулась. – Может ещё и понравится.

– Да, иди ты …, – ответила Настя.

Татьяна с улыбкой посмотрела на неё и попыталась снова пошутить. – Надо же когда-нибудь начинать, – но видя выражение лица Насти, уже с серьёзным видом произнесла. – Ладно, ты решай, – Татьяна взглянула на часы. – А я побежала. Извини, мне пора.

Она поцеловала подругу в щёку, стерла ладонью, оставшуюся на лице губную помаду и заспешила на выход из вестибюля общежития.

– Пошли, пошли, – по пути она оглянулась на её осунувшееся лицо. – Духом не падай, жизнь на этом не кончается.