Челомей
Шрифт:
На его домашнем рабочем столе постоянно присутствовала табличка с философской, по сути, цитатой из «Циркуляра морского объединённого комитета» № 15 от 29 ноября 1910 года:
«Никакая инструкция не может перечислить всех обязанностей должностного лица, предусмотреть все отдельные случаи и дать вперёд соответствующие указания, а потому господа инженеры должны проявить инициативу и, руководствуясь знаниями своей специальности и пользой дела, прилагать все усилия для оправдания своего назначения».
Он терпеть не мог банальных, избитых фраз. Речь его всегда была образна, метафорична, впечатляюща.
Проблемы со здоровьем начались у Челомея, когда ему не было и пятидесяти. Колоссальная нагрузка, которую он на себя принял, борьба, которую он постоянно вёл, отсутствие режима требовали огромных нервных затрат. Он, как человек самолюбивый и щепетильный, это скрывал. Хотя присутствие таблеток на столе, чаще небрежно прикрываемых листом бумаги, не укрывалось от внимательных глаз ближайших сподвижников. Для нас сегодня, когда мы знаем Челомея как Генерального конструктора, дважды героя и лауреата высших премий страны, руководителя одной из самых блестящих конструкторских организаций, творца выдающихся систем и элементов вооружений, его образ предстаёт в ореоле признания и славы, а ведь так стало лишь спустя несколько лет после его смерти.
При жизни всё было гораздо сложнее: и непонимание руководства, и естественное сопротивление окружавших его людей, коллег, и прямое противодействие, связанное как с предвзятым отношением к избранным им темам, так и с элементарной завистью, которая не только водила рукой некоторых мемуаристов, но и навязывала решения, противоречащие избранному пути, тормозила развитие избранных идей… Всё это, совершенно естественно, отразилось на его здоровье: уже в 43 года у Челомея случился первый инфаркт.
Первые ракетчики вообще, подобно великим поэтам, не отличались долголетием: слишком много сил оставили они на своём тернистом пути, самой своей жизнью заплатив за находки и открытия, за сверхчеловеческое напряжение сил. В этом их отличие, скажем, от авиаконструкторов, чей путь тоже не был устлан розами: А.Н. Туполев прожил 84 года, А.С. Яковлев и С.В. Ильюшин — по 83, П.О. Сухой — 80, О.К. Антонов — 78… Генеральный конструктор ракетно-космических систем С.П. Королёв умер, едва справив 59-летие; пришедший в ракетостроение из авиации С.А. Лавочкин также не дожил до 60, М.К. Янгель умер в день своего 60-летия, А.Я. Березняк скончался на 62-м году, В.Н. Челомей прожил 70, Вернер фон Браун — 65… «…Их ягоды ядовитые, грозди их горькие…» (Второзаконие, 32:32).
Находясь дома, он нередко играл на фортепьяно… Смело пускался в сложнейшие пассажи. Это умение было воспитано у него с ранних лет.
Он легко и вдохновенно исполнял Чайковского, Рахманинова, Листа, Шопена… Многие из слышавших игру Владимира Николаевича называли его виртуозом.
Любовь к музыке он сумел привить дочери, которая в детстве, на радость родителям, была принята в музыкальную школу при Московской консерватории,
Несомненен был и интерес Владимира Николаевича к живописи. С 1950-х годов он поддерживал дружеские отношения с народным художником СССР с 1986 года, мастером пейзажа Борисом Валентиновичем Щербаковым. Был лично знаком с художниками А.И. Локтионовым, Ю.И. Пименовым, И.В. Радоманом… Б.В. Щербаков с супругой присутствовали на праздновании свадьбы дочери Владимира Николаевича на даче в Жуковке. Тёплые отношения сложились у Владимира Николаевича со скульптором В.А. Сониным, создавшим его бюст у главного входа в МВТУ им. Н.Э. Баумана, а позднее, увы, и памятник на Новодевичьем кладбище.
Другим увлечением Владимира Николаевича, в духе времени, были шахматы. С огромным удовольствием, что случилось лишь два-три раза, он играл с гроссмейстерами, внимательно следил за встречами за звание чемпиона мира, разыгрывал известные партии, урывками решал многоходовки. Библиотека книг по шахматам, оставшаяся в его доме, — лучшее тому подтверждение.
Б.Н. Натаров вспоминал, что Владимир Николаевич иногда, как принято говорить — в минуту отдыха, имел привычку, сидя на стуле, поймать равновесие на его задних ножках и балансировать какое-то время. Или, в чём также проявлялся характер прирождённого специалиста в теории колебаний, удерживать на пальце установленную вертикально длинную, полутораметровую и достаточно тяжёлую деревянную или пластиковую указку. Вспоминают также, что на своём выступающем «волевом» подбородке, слегка подняв лицо кверху, он без труда удерживал бильярдный кий.
Первое телевизионное интервью с участием В.Н. Челомея было показано 15 апреля 1978 года в телепрограмме «Наше обозрение». Вёл интервью интереснейший человек и выдающийся советский журналист Ю.А. Летунов (1926–1984), работавший тогда политическим обозревателем Центрального телевидения СССР, бывший автором и ведущим общественно-политического еженедельника «Наше обозрение».
Ю.А. Летунова называют создателем круглосуточной радиостанции «Маяк» и телевизионной информационно-аналитической программы «Время». Интересно, что в июле-августе 1965 года он проходил медицинское обследование в Институте медико-биологических проблем Министерства здравоохранения СССР в рамках подготовки полёта в космос журналиста (совместно с Я.К. Головановым из «Комсомольской правды» и полковником М.Ф. Ребровым из «Красной звезды»). В 1966 году он должен был пройти повторное обследование, однако после смерти С.П. Королёва программа развития не получила.
Интервью получилось очень интересным, достаточно продолжительным, ёмким и лишь ограниченный объём книги не позволяет привести его полностью. Предложим вниманию читателя начало телевизионного интервью от 15 апреля, во многом задающего его тон:
«Ю.А. Летунов. На этой неделе мне довелось встретиться с очень интересным человеком — академиком В.Н. Челомеем. В.Н. Челомей — дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий. Беседа наша записана на киноплёнку.