Человеческая деятельность. Трактат по экономической теории

Мизес Людвиг фон

Все эти неистовые восхваления исключительной роли государства не что иное, как плохая маскировка самообожествления конкретного интервенциониста. Государство является великим идолом потому, что от него ожидают только того, чего хочет достичь отдельный защитник интервенционизма. Подлинным считается лишь тот план, который полностью одобряется данным конкретным сторонником планирования. Все остальные планы просто фальшивки. Говоря план, автор книг о пользе планирования, разумеется, имеет в виду исключительно свой собственный план. Он не учитывает возможность того, что план, осуществляемый государством, может отличаться от его плана. Многочисленные сторонники планирования

едины только в отрицании laissez faire, т.е. права индивидов свободно выбирать и действовать. Но они жарко спорят по поводу принятия единого плана. На каждое разоблачение очевидных и неоспоримых пороков интервенционистской политики поборники интервенционизма реагируют одинаково. Эти ошибки, говорят они, были результатом ложного интервенционизма; мы же отстаиваем хороший, а не плохой интервенционизм. И, разумеется, хороший интервенционизм является собственной разработкой профессора.

Laissez faire означает: пусть выбирает и действует простой человек; не заставляйте его подчиняться диктатору.

6. Прямое вмешательство государства в потребление

Исследуя экономические проблемы интервенционизма, мы не должны изучать те действия государства, целью которых является воздействие непосредственно на выбор потребителем потребительских товаров. Любой акт государственного вмешательства в производство должен оказывать косвенное влияние на потребление. Поскольку вмешательство государства меняет состояние рынка, то оно также должно изменить и оценки и поведение потребителей. Но если цель государства просто напрямую заставить потребителей потреблять товары, которые они не стали бы потреблять в отсутствие постановления государства, то здесь не возникает никаких особых проблем, которые должна исследовать экономика. Вне всякого сомнения, сильный и безжалостный полицейский аппарат способен воплотить эти постановления в жизнь.

Имея дело с выбором потребителей, мы не спрашиваем, какие мотивы побуждают человека покупать а и не покупать b. Мы просто исследуем, какие последствия для установления рыночных цен, а в связи с этим и для производства, имеет конкретное поведение потребителей. Эти последствия не зависят от соображений, заставляющих индивидов покупать а или не покупать b; они зависят только от совершения реальных покупок или воздержания от совершения покупок. Для определения цен на противогазы не имеет значения, покупают ли их люди по собственной воле или государство заставляет каждого иметь противогаз. В расчет берется только величина спроса.

Государства, которые стремятся сохранить внешнюю видимость свободы, даже когда урезают свободу, прячут прямое вмешательство в потребление под покровом вмешательства в производство. Цель американского сухого закона состояла в том, чтобы помешать отдельным жителям страны пить алкогольные напитки. Но закон лицемерно не сделал незаконным сам процесс распивания и не наказывал за него. Он просто запретил производство, продажу и транспортировку опьяняющих напитков, деловые сделки, которые предшествуют акту выпивки. Идея состояла в том, что люди предаются пороку пьянства только потому, что их убеждают беспринципные коммерсанты. Однако очевидно, что целью было посягательство на свободу индивидов тратить свои доллары и наслаждаться жизнью на свой лад. Ограничения, наложенные на экономическую деятельность, служили лишь средством достижения конечной цели.

Проблемы, связанные с прямым вмешательством государства в потребление, не являются каталлактическими проблемами. Они выходят далеко за рамки каталлактики и затрагивают фундаментальные вопросы человеческой жизни и социальной

организации. Если правда, что власть государства от Бога и Провидение предоставило ему право действовать в качестве опекуна невежественного и глупого населения, тогда, безусловно, в его задачу входит регламентация всех аспектов поведения подданных. Ниспосланный Богом правитель лучше знает, что хорошо для тех, кто находится на его попечении, чем они сами. В его обязанности входит ограждать их от вреда, который они могут навлечь на себя, если будут предоставлены сами себе.

Самозваные прагматики не способны осознать колоссальной важности косвенно выражаемых принципов. Они утверждают, что не желают подходить к проблеме, по их мнению, с философской или академической точки зрения. Мол, их подход определяется исключительно практическими соображениями. Фактом является то, говорят эти прагматики, что некоторые люди наносят вред себе и своим невинным семьям, употребляя наркотические вещества. Только доктринеры могут быть настолько догматичны, чтобы возражать против государственного регулирования оборота наркотиков. Полезный эффект от этого неоспорим.

Однако этот случай не так прост. Опиум и морфий, безусловно, являются опасными, вызывающими привыкание лекарствами. Но если принимается принцип, что в обязанности государства входит защита индивидов от их собственной глупости, то нельзя выдвинуть никаких серьезных возражений против дальнейших посягательств. Сильные аргументы можно привести в пользу запрещения алкоголя и никотина. И зачем ограничивать благосклонную предусмотрительность государства защитой только тела индивида? Разве не может человек причинить своему разуму и душе гораздо больший вред, чем любые телесные болезни? Почему бы не предохранить его от чтения плохих книг, от просмотра плохих пьес, от любования плохой живописью и скульптурой, от слушания плохой музыки? Зло, причиняемое плохой идеологией, разумеется, гораздо губительнее как для индивида, так и для общества в целом, чем наркотики.

Эти страхи не просто воображаемые видения напуганных одиноких доктринеров. Факт в том, что ни одно патерналистское государство, античное или современное, не избежало регламентирования мыслей, взглядов и мнений своих подданных. Если кто-то упраздняет свободу человека определять свое потребление, то он отнимает все свободы. Наивные защитники государственного вмешательства в потребление обманывают сами себя, когда игнорируют то, что они презрительно называют философскими аспектами проблемы. Они невольно поддерживают аргументы цензуры, инквизиции, религиозной нетерпимости и преследования несогласных.

Изучая каталлактику интервенционизма, мы не обсуждаем политические последствия прямого государственного вмешательства в потребление граждан. Мы занимаемся только теми актами вмешательства, которые ставят своей целью заставить предпринимателей и капиталистов использовать факторы производства иначе, чем они сделали бы это, если бы просто подчинились диктату рынка. Делая это, мы, не становясь ни на какую предвзятую точку зрения, не задаемся вопросом, хорошее это вмешательство или плохое. Мы просто спрашиваем, способно ли оно достичь тех целей, которые ставят те, кто отстаивает его, и прибегаем к его помощи.

Коррупция

Анализ интервенционизма будет неполным, если не обратиться к феномену коррупции.

Вряд ли существуют какие-либо виды вмешательства государства в рыночный процесс, которые с точки зрения тех граждан, кого они затрагивают, нельзя было бы квалифицировать ни как конфискации, ни как подарки. Как правило, один индивид или группа индивидов обогащается за счет других индивидов или группы индивидов. А очень часто вред, причиняемый некоторым людям, не соответствует никаким преимуществам для других людей.