Человеческая гавань

Линдквист Йон Айвиде

Но его организм не принимал такого объяснения. Желудок скорчился в рвотных спазмах. Андерс поднес правую руку ко рту, сунул Спиритуса в рот и проглотил. Преодолев рвотные позывы, он сложил руки лодочкой, набрал воды и решительно сделал глоток. Спиритус скользнул вниз по пищеводу. Андерс изо всех сил старался сдержаться, чтобы не сунуть два пальца в рот. От отвращения его трясло, в висках стучало, сердце колотилось как бешеное. Так плохо ему еще никогда не было.

Андерс стоял, опустив руки и глубоко дыша. Все вокруг потеряло яркие очертания, казалось, он видел

мир через тусклое стекло. Он поморгал, стараясь вернуть себе зрение. Беспомощно оглянувшись, он заметил вокруг себя какой — то плотный туман.

И затем это началось. Андерсу показалось, что он стал теперь частью воды. Он провел рукой по лицу. Кожа была такой же, как раньше. Андерс ущипнул себя. Стало немножко больно. Да, он по — прежнему был человеком из плоти и крови, но другим. Совершенно другим человеком — непонятным самому себе.

Андерс осторожно начал спускаться вниз по лестнице. Ступени были скользкими, и спуск был очень опасен. Он изо всех сил старался держать равновесие, но все — таки поскользнулся и упал, больно ударившись.

Это не для людей. Это для кого угодно, только не для людей, такая лестница не предназначена для простых смертных.

Это не для людей. Я умру. Я умру и останусь тут навсегда. Отсюда не выбраться, это конец. Мне конец.

Да, это так. Но теперь выхода у него не было. У него не осталось сил, чтобы вернуться в нормальный мир. И он пойдет по этой лестнице. Пойдет до конца, что бы ни ожидало его в конце пути. Он не остановится, да и не имело смысла останавливаться.

Майя.

Как он хочет встретиться с Майей. Как он хочет увидеть ее и обнять. Она, наверное, ждет его. Где она? Он идет, он спешит ей навстречу.

Андерс все спускался и спускался. Вода, казалось, расступалась перед ним. Становилось все темнее и темнее. Птицы летели за ним, не отставая, и отчаянно кричали.

Он спускался вниз, стараясь не делать остановок. С каждым шагом становилось все темнее и темнее.

Еще семь шагов, и вокруг стало совсем темно. Морские водоросли поредели и почти пропали. Подняв голову, Андерс увидел над собой в вышине темно — синее небо, но свет почти померк.

Теперь Андерс двигался в полной темноте. Он понятия не имел о времени и пространстве; он был всего лишь человеком, который двигался вниз, не зная, куда идет и что будет делать потом. Он шел. Он просто шел. Сколько шагов он уже сделал? Сколько минут или часов он идет? Он начал считать шаги, одновременно думая о том, как идет время — быстро или медленно?

Андерс так увлекся подсчетом шагов и раздумьями о времени, что не заметил, как лестница изменила свое направление — теперь она вела не вниз, а вверх. Андерс остановился и огляделся, но кругом была полная темнота, он ничего не видел даже на расстоянии вытянутой руки.

А вдруг это даже и не лестница? Но что же тогда? Что это такое? Ничего, пустота, тут только он — и все. Никого и ничего вокруг. И Андерс решительно продолжил свой путь, двигаясь в темноте почти ощупью.

Спустя еще двадцать шагов он увидел над собой сквозь воду летнюю

ночь. Лестница — или это все — таки была не лестница — поднималась все выше и выше, и, когда Андерс попытался подняться на следующую ступеньку, он споткнулся и упал.

Поднявшись, он сел и посмотрел на небо, потом повернул голову. Увиденное привело его в отчаяние. Окна маяка Ховастен блестели на солнце. Так вот что произошло: он вернулся к исходной точке. Чертова лестница привела его на то же место. Все, что он получил, — это ушибленное колено.

Андерс заморгал от яркого света. Больше надеяться было не на что. Все кончено. Все кончено!

Ховастен возвышался над ним мрачной громадой.

Чайки. Целые стаи чаек.

А кстати, куда делись чайки? Ни на небе, ни на поверхности моря — ни одной птицы. Ни одной. И крика птичьего не слышно, наоборот, все тихо.

Андерс встал и огляделся. Надо же, погода как будто стала совсем другой, тут как будто бы начиналось лето. Воздух был приятно теплым, маяк светил в ярких лучах полуденного солнца. Пахло цветами и свежей травой. Только птицы не пели. В шерстяном свитере было невыносимо жарко, и Андерс снял его и повязал вокруг пояса, поверх комбинезона Майи.

Ошеломленный, он обошел скалы. Лодка Симона стояла на берегу. Она была как будто новой, ни единой трещинки или потертости. Как это случилось? Он же очень хорошо помнил, что на ней в одном месте почти полностью слезла краска. Почему она такая новая, как будто только что из магазина?

Где я? Где я? Что со мной?

Андерс зажмурился от яркого света и стал внимательно рассматривать лодку. Ну да, совсем как новая. Внезапно ему стало страшно, сердце заколотилось так, что он едва не задохнулся. Он повернул голову к югу.

Думаре был там, где ему и положено быть. Но с лодки он выглядел каким — то другим… странным, хотя та же линия горизонта, те же ели, те же привычные очертания. Что же здесь не так?

Андерс встал, подошел к лодке и запустил мотор. Он завелся с первого же рывка и урчал ровно, без перебоев. Андерс сел в лодку, и она беззвучно двинулась вперед. Андерсу становилось все тревожнее на сердце. Он ничего не понимал.

Он добрался до Думаре немыслимо быстро, как будто расстояние сократилось в несколько раз. Менее чем за минуту он уже был около причала, пришвартовал лодку, вылез и двинулся вдоль берега. Около летнего магазина висело объявление:

Мясной фарш — 7,95 / кг,

огурцы — 2,95 / кг.

Перед витриной стоял какой — то человек и внимательно читал объявление.

— Эй, — воскликнул Андерс, радуясь, что он тут не один.

Мужчина, стоявший перед ним, был одет в синие джинсы и клетчатую рубашку. Он никак не отреагировал на возглас Андерса, как будто ничего не слышал.

— Эй, извините, пожалуйста!

Мужчина по — прежнему не реагировал, продолжая читать объявление. Андерс облизал губы. Было просто невероятно тихо. Не слышно ни человеческих голосов, ни птиц на деревьях.