Человечество: вчера, сегодня, завтра
Шрифт:
Рузвельт начал характеризовать сверхмонополии как монстров. Возникло новое понятие « морганизация» — сплав мощных частных банков и целых отраслей промышленности. В результате масштабных слияний не только появлялись новые безработные, но и гибли многие достаточно крупные и производительные фирмы, задавленные сверхмогучими финансовыми силами. Судья Гарлан выразился весьма отчетливо: «Корпорации, направляемые полностью законами жадности, угрожают устойчивости наших институтов».
Рузвельт надеялся на помощь с левой стороны политического спектра, и либералы поддержали Белый дом как лидера битвы против монополий. Газеты начали писать о том, что никогда эта борьба со спесивыми «хозяевами жизни» не была такой страстной и целеустремленной, что
Вечером 18 февраля 1902 года Морган принимал гостей в своем большом доме на Мэдисон-авеню, когда ему сообщили о решении Рузвельта применить против одной из его компаний — «Нозерн секьюрити» — антимонопольное законодательство. Морган, вернувшись к гостям, начал жаловаться на то, что человек такого социального происхождения, как Рузвельт ведет себя вовсе не как джентльмен. Мол, президент обязан был посоветоваться с ним — джентльмены всегда могут договориться, можно было спокойно распустить компанию, если она кому-то мешает.
Морган предпринял все возможное, чтобы предотвратить панику на фондовой бирже, и, чтобы хоть немного ослабить удар, начал скупать акции. В то время как газеты превозносили Теодора Рузвельта, как «Давида с дубиной», вышедшего на бой с корпорациями, 21 февраля 1902 года Дж. П. Морган с семью ближайшими партнерами прибыл в Вашингтон. Здесь, в отеле «Арлингтон», он собрал своих ближайших соратников во главе с сенаторами Чонси Депью — «пиратский клуб», по словам Моргана. Настроение у всех было отвратительным («черным», по определению одного из присутствующих). В 10 часов утра последовал звонок из Белого дома от президента. Тринадцать «пиратов» сели в автомобили (вспомним, то был 1902 год) и траурной процессией отправились на Пенсильвания-авеню, 1600. Дистанция была в четыре квартала, но шел сильный снегопад.
Президент встретил их с нарочитой вежливостью, Рузвельт чувствовал, что перейден некий Рубикон: двое суток назад эти влиятельнейшие в стране люди были на его стороне, теперь между ними пролегла полоса отчуждения. И угроза сплотила их, его новых противников, — они стояли плечом к плечу. Эта когорта была готова на многое, чтобы сохранить свое доминирование в стране. Рядом с Морганом и Рокфеллером стояли Перкинс, Депью, Стил, Хана, Кассат, Рут. Морган не верил, что этот молодой президент в его, Моргана, Америке пытается диктовать ему, Моргану, условия его деятельности.
Президент ничего у него не просил, и это удивляло. Полагая, что президент играет на публику, Морган на следующий день, 22 февраля, стал добиваться встречи тет-а-тет. Сразу после встречи президент сказал: «Это наилучшая иллюстрация мыслительного процесса Уолл-стрит — Морган не мог сдержаться и смотрел на меня как на конкурирующую организацию, намеревающуюся посягнуть на его богатство».
Морган искренне недоумевал, почему федеральная администрация не попросила его исправить нежелательные ей места в статусе нового треста. Президент отвечал: «Именно этого мы и хотели избежать». Морган: «Если мы что-то сделали неправильно, пришлите своего человека к моему, и они все наладят». Рузвельт: «Мы не будем этого делать». Морган: «Вы что, собираетесь предпринять наступление на стальной трест и другие мои компании?» Рузвельт: «Пока нет, до той поры, пока не обнаружим, что они делают нечто, что мы считаем неправильным».
Рузвельт проявил характер первым — после Линкольна — из президентов индустриальной Америки, так непохожей на «демократию» Вашингтона и Джефферсона. Именно Теодор Рузвельт изменил гигантский поток индустриально-политической мощи «позолоченного века». Он придал новое дыхание, новую силу демократической волне. Своим отрицанием буквального слепого следования требованиям Дж. П. Моргана и компании Рузвельт показал зрелость политического руководства. «Полное отсутствие правительственного контроля привело к поразительному
Адвокаты Моргана взмолились о милости: глава дома должен избежать допроса при публике. Морган, с их точки зрения, был национальным достоянием и олицетворял национальное достоинство. Бесполезно. Подписанное 10 марта министром юстиции Ноксом предписание обязывало Дж. П. Моргана и Дж. Хилла явиться в суд. Летом 1902 года Теодор Рузвельт говорил в Филадельфии: «Неверно говорить людям, что у нас нет достаточной власти для решения подобной проблемы — контроля над огромными индустриальными компаниями сегодняшнего дня. У нас есть необходимая власть, и мы найдем верный путь». Президент верил, что сможет пробудить нацию от спячки, от пассивного восприятия несправедливости жизни и восстановит те времена, когда президентами были подлинные пророки и политики, а не мелкие ловцы привилегий. Рузвельт хотел сотрудничества в рамках решения общих для всего класса задач — приведения в порядок всей системы власти правящей элиты. Рузвельт считал, что правительство в интересах возвышения страны и поддержания своего господства может сделать больше, являясь координатором деятельности бизнеса, а не послушным регистратором.
Борьба правительства с господством корпораций не была последовательной и решительной. В итоге в 1932 году экономическую жизнь определяли 600 концернов, на долю которых приходилось 2/3 промышленности. Остальная треть оставалась на долю мелких предпринимателей. И тем не менее, когда разразился мировой экономический кризис, президент США Гувер решительно защищал старый добрый «порядок» и не допускал вмешательства государства в экономику. На президентских выборах своего конкурента Франклина Рузвельта Гувер обвинил в приверженности к марксизму и социализму.
Это противоречило убеждениям Рузвельта, но он не хотел быть причисленным и к капиталистам, так как прекрасно понимал антагонистическое противоречие между интересами капиталистов и простого народа. По его мнению, президент должен быть поверенным community of interest (сообщества интересов).
В результате активной поддержки народом «Нового курса» чаша весов склонилась в пользу Рузвельта. Результаты государственного регулирования экономики превзошли, и значительно, даже самые оптимистические ожидания. Рузвельт снискал заслуженное признание и уважение абсолютного большинства народа. Но это не устраивало его противников и по мере приближения очередных президентских выборов они все более активно нападали на «Новый курс».
Они считали, что поскольку бедственное положение преодолено, дальнейшее регламентирование государством препятствует резкому подъему, так как недостаток «доверия» предпринимательского мира блокирует инвестиции. Президент торговой палаты договорился даже до того, что Рузвельт ведет США к диктатуре и на горизонте вырисовывается социалистическое, а может быть, и фашистское государство. Даже пресса в ходе предвыборной борьбы 1936 года утверждала, что Рузвельт является кандидатом коммунистов. Для многих консерваторов президент стал самым ненавистным человеком в стране. С точки зрения Рузвельта, еще опаснее, чем сопротивление предпринимателей, была оппозиция членов Верховного федерального суда. В 1935—1936 годах суд подверг контролю утвержденные конгрессом законы «Нового курса». Одиннадцать законов были объявлены противоречащими конституции, так как они имеют социалистический характер. Рузвельт обвинялся в том, что он воспользовался бедственным положением народа, нарушил «естественные законы экономики» и ведет дело к социализму. Монополисты сочиняли благовидные предлоги для необходимости возвращения прежнего курса, который-де прославил Америку и сделал ее могущественной державой.