Человек без башни
Шрифт:
Бенедиктов вел своих похитителей вперед, ссылаясь на интуицию. Аскольд Варлаамович не стал раскрывать троице причину собственной уверенности в правильности выбранного курса. Тем более что, никакой, собственно, мистики не было, просто, как вы помните, у Аскольда Варлаамовича имелся портативный приборчик слежения, который заработал на Острове. Бенедиктов не веривший никому и никогда, оборудовал дипломат с камешками маленьким маячком и сейчас был ужасно рад этому обстоятельству.
Естественно, что Мальвине он ничего не сказал. Бенедиктов понимал, что живет только пока нужен им. В том, что Мальвина хладнокровно расправиться
Судя по приборам, Тюфяков находился где в полднях пути, только с другой стороны острова, за горным хребтом. Если ничего не случиться и они будут продвигаться такими же темпами, завтра они его нагонят. Бенедиктова беспокоило только одно, вот уже несколько часов маячок не двигался с места, как будто Тюфяков врос в землю. Что там произошло? Почему он не ищет людей, не двигается с места? Аскольд старался гнать от себя мрачные мысли. Хрен с ним, с Тюфяковым, главное, чемоданчик.
Поисковая группа все дальше и дальше уходила от океана. Через пару часов начались первые неприятности. Громила засмотревшись на какую-то яркую птичку, споткнулся о здоровенное поваленное дерево.
— Ой, мама, — завопил он потирая ушибленное колено. — Стойте, я ногу растер, давайте передохнем, а не то мы скоро передохнем, — жалобно заныл он, расшнуровывая кроссовки. И тут же добавил, — Мы сегодня жрать будем? Все идем и идем, у меня росинки маковой не было с утра. Не то что у некоторых, — Чебурек покосился на Бенедиктова, — который плотно перекусил в салоне самолета. — Никуда я дальше не пойду, требую питания, я худенький, у меня, между прочим, дистрофия развиться может. Меня и так девушки не любят, а дистрофик, кому я нужен буду? — жалобно запричитал он.
Бенедиктов прикинул, что они идут с приличной скоростью, гораздо быстрее, чем мог бы двигаться Тюфяков. Мальвина, тоже порядком уставшая, разрешила остановиться. Они решили присесть на ствол поваленного сухого дерева, возле маленькой прозрачной речушки-ручейка. Девушка выдала каждому его долю сухого пайка, разлила по стаканчикам воду.
Первым почувствовал недоброе Чебурек, он как-то заерзал, завозился, хлопнул какое-то насекомое на ноге. Потом зачесалась Мальвина, оглядываясь, какая гадость цапнула ее за ляжку. И только когда Бенедиктов задремавший было, вскочил со своего места, укушенный какой-то дрянью, все соскочили с дерева, но было поздно. На них устремились полчища здоровенных рыжих муравьев, готовые готовые безжалостно разобраться с теми, кто нарушил их покой. Муравьев было так много, что уже через минуту вся земля вокруг шевелилась, скрытая их тельцами. Эти твари проворно взбирались наверх, активно работая челюстями. И укусы напоминали ожоги, чем сильнее люди старались стряхнуть их, тем активнее начинали действовать они.
Мальвина уже охрипла от визга, уши Чебурека распухли от укусов и по своим размерам приблизились к здоровенным лопухам, очки Громилы были облеплены насекомыми и он размахивал руками вслепую, Бенедиктов, с остервенением срывая с себя муравьев, расцарапался до крови.
— В воду, в воду, — сообразила первой Мальвина, она здоровенными скачками бросилась к воде, не раздумывая, есть
Минут через десять с муравьями было покончено, Чебурек подошел к стволу и помочился на него, с мстительным любопытством рассматривая засуетившихся муравьев, выбирающихся наружу из мягкой древесины полого дерева.
— Что, с-суки, не нравиться? Мне тоже не нравиться, когда меня кусают.
Бенедиктов презрительно сморщился, ох, уж эти придурки, с одной извилиной.
Мальвина оглядела свой отряд, зрелище было жалкое. Раздувшиеся от укусов, расцарапанные, мокрые.
— Так, приказала она, — переодеться, просушиться. Только давайте уйдем отсюда, от греха подальше.
— Между прочим, индейцы, называли этих муравьев, огненными. — поправляя очки на носу, профессорским тоном проговорил Громила. — Эта штука почище любого пыточного стула. Они своих пленных к такому дереву на два-три часа и привязывали и «привет котенку», все как миленький расскажет.
— Что ж ты раньше, нам об этом не сказал, профессор недоделанный? — съязвил Чебурек, потирая распухшие уши. — Я бы стоя поел теперь не знаю когда на заднице сидеть буду. Вот как дам щас в торец, будешь помнить, что надо.
Чебурашка размахнулся, чтобы стукнуть Громилу.
— Кончай базарить, — рявкнула Мальвина, — брюлики найдем, тогда и будете кулаками махать. Чебурек, пойдешь впереди, будешь дорогу расчищать, Бенедиктов за тобой, Громила за мной, замыкать. Глядеть в оба.
Они пошли вдоль реки, каждый шаг давался с трудом, укушенные места горели огнем, присоленные потом они щипали на солнце. Чем дальше, тем идти было труднее. Нужно было остановиться и обработать раны, иначе последствия могли бы оказаться роковыми.
Им то и дело попадались растения, напоминающее алоэ. Если предположить, что оно обладает хоть третьей частью лекарственных возможностей своего домашнего собрата, можно попытаться смазать его соком укусы и порезы. «Алоэ» высотой метра в полтора, с мясистыми колючими листьями, так просто не поддавались, Одну ветку пришлось отламывать вдвоем, но соку с нее хватило на всех. Они принялись смазывать все поврежденные участки кожи, эта работа заняла много времени, но улучшение почувствовали все, правда, во рту стоял неприятный горьковато-хинный привкус.
Отдохнувшие, посвежевшие они уже было собрались в путь, как где-то далеко раздалось страшное, человеческое:
— Уа-уу-ау-уа-уеее!!!
Звук доносился откуда-то издалека, но он показался путешественникам ужасным, зловещим.
— Что это? — почему-то шепотом спросил Чебурек, пошевелив ушами.
Все переглянулись, но вслух свои догадки произнести не спешили.
— Это дикари? Они, наверное, Тюфякова съели, — произнес в слух Чебурек, то, что подумали остальные.
— Не выдумывай глупости, — оборвала его Мальвина, — остров необитаем, здесь никого нет. Это попугаи кричат. Большие попугаи, — добавила она.