Человек без имени, лица и цвета. Клерк
Шрифт:
К концу рабочего дня я был полон энергии и подумал, что нескончаемый ресурс моей бодрости после работы является проекцией несправедливости к моим коллегам. Меня невольно цепляло за нервы слово коллеги, и я пытался мысленно менять его на сокамерников или товарищей по несчастью, но все же понял, что и эти слова слишком благородные, а коллеги, пожалуй, самое точное слово из всех возможных. Отбросив посторонние мысли и умывшись холодной водой в уборной комнате, я зашел в лифт и вспомнил про моего напарника. Представив, что дома со своей женой он также себя ведет, посмеиваясь с перерывами и выполняя обязанности, которые он обязан исполнять, я все же почувствовал к нему интерес и понимание. Я не знал есть ли у него жена или семья и дети, но точно знал, что вкус виски он считает паскудным. В один из дней когда мое время курения совпало с временем курения костяка, одна из девушек завела разговор об алкоголе, и когда перебирая разные напитки, очередь в оценке дошла до моего напарника, он произвел сенсацию, сказав, что не считает вкус виски
Я вышел и завел мотор, закурив машине я ощутил полную расслабленность моего тела. Пик моего возбуждения прошел, но любая искра могла разжечь тело, а сейчас я чувствовал легкие конвульсии. Я ехал по центральным улочкам вечернего города и не ощущал никакой романтики. Мне казалось абсолютно безразличным ехать по центру низких исторических улочек или по проспектам с высокими небоскребами или хотя бы на лошади посреди поля. Время стремилось к одиннадцати часам вечера, и я уже сидел в слегка прокуренном затемненном помещении. Я ожидал свою знакомую, ведь знал, что она скорее всего задержится на минут пятнадцать как это полагается всем уважающим себя молодым людям. Мои ожидания не сбылись, и она даже не опоздала, но была в обворожительном платье, особо подчеркивающим её утонченную фигуру. Я встал и поприветствовал ее и после коротких любезностей мы перешли к заказу блюд. Она действительно была хороша вдобавок к моему бурному воображению я был готов для неё на все в первые пять минут. Однако после выпитого бокала вина, закуренной сигареты и достаточно непродолжительного, но уместного молчания мои чувства пришли в порядок, и я смог более трезво оценивать ситуацию. Мы обмолвились о текущих событиях, о некоторых её увлечениях и ни слова о работе. Но все же потом она завела такой разговор, а поскольку она работала медсестрой, то такие истории всегда заканчивались моралью о ценности жизни, так как каждый день она видит больных и умирающих людей. Но все же она хотела в скорейшем времени уволиться из больницы и осуществить свою давнюю мечту: стать стюардессой. Мне казалось, что я уже сотню раз сказал, что поддерживаю эту идею, аргументируя её хорошим знанием иностранного языка, красивым лицом, приятными манерами и искусной фигурой. Действительно она обладала тончайшей кистью и её длинные тонкие пальцы имели власть над моим лицом. Её руки всегда были холодными и когда я прикладывал их к своим щекам или лбу, а потом брал их и закутывал в свои пальцы, я прикасался к той безудержной нежности, которая окружала меня в детстве. К концу нашего ужина я понял, что чувство влечения опять старается забрать у меня добрую часть моего объективного рассудка и я перестал бороться. Когда после ресторана мы ехали в такси к ней домой, она решила завести сентиментальный диалог, в котором мы оба понимали, что не обойдемся без вранья:
– Ты ведь понимаешь, что я позволяю так обращаться со мной только тебе, – начала она.
– Да понимаю, но и я тоже позволяю только тебе.
– Я не могу тебя контролировать, тем более что ты постоянно на работе, а даже если бы и могла, то не стала.
– Почему? – мое самолюбие хоть и не было задето, но мне как будто бы очень захотелось встрять в какую-нибудь сплетню или интригу
– Если ты действительно захочешь, то сможешь скрыть, так что я никогда не узнаю. И вообще я думаю, что некоторые вещи все же лучше никогда не знать.
– Например какие?
– Например те, которые не сильно влияют на твою жизнь, а когда узнаешь кардинально меняют, – она выждала небольшую паузу и продолжила, – но мы же почему-то не просто так постоянно встречаемся, все же я чувствую тебя и мы похожи.
Я сказал, что если бы мы были друг другу неинтересны, и что если, в частности, у нее не было бы интеллекта, то я бы никогда не встречался с такой девушкой, после чего она продолжила:
– Ну да я бы очень хотела, я даже… Но почему тогда это произошло два года назад
– Зачем ты это опять вспоминаешь, ведь это было давно и неправда.
– Может быть и так, но все повторяется снова и снова.
– Тогда я слышал тоже самое.
– Вот видишь еще не так давно мы говорили о смысле всего живого не земле, а теперь едем в квартиру заниматься любовью.
– Не знаю почему, но за последний год у меня никого не было , – раздраженным тоном заявил я, – и не потому что я не мог, а потому что было много дел и раз уж мы имеем с тобой близкую связь, то я предпочитаю следовать своему выбору без колебаний и до конца.
– Всё, всё, можешь не волноваться. Мне абсолютно все равно, ведь откуда мне знать врёшь ты или нет, в любом случае не бери до головы.
Мне повезло, что мы уже почти подъехали к её дому, и чтобы прекратить этот несчастный диалог я скомандовал таксисту высадить нас возле ближайшего тротуара и мы шли в обнимку до самой квартиры, покуривая сигареты. Она периодически заставляла чувствовать меня провинившимся и нести на себе груз ответственности, хотя я научился избегать чувств совести правда не до конца, но ответственность в моем понимании заключалась в обеспечении её квартирой и деньгами, что я и выполнял и поэтому считал законным разделять с ней
Глава 3
Утром пылкие чувства исчезли, и я встал с холодной головой ранним утром. Машина осталась возле ресторана, и я взял такси и поехал на работу. На улице было светло, и я хотел предаться ощущению радости, но не мог. Все, потому что меня атаковали импульсы с разными образами в голове: «я представлял, что моя жизнь не конечна и если теория Большого взрыва окажется правдой, то я погиб. Я мертв. Но мне повезло: я больше почти не страдал. Моя жизнь была только сладким безумием, хотя если бы безумием, и это печально. Казалось, что независимость может всё исправить, но ностальгия. Меня сбивали с толку эти запахи прошлого в моей голове. Зачем мне нужны поступки, ведь они всеобщи. Каждому человеку свойственны те или иные поступки и то, что делал я, делали тысячи и миллионы людей до меня и будут делать после».
После продолжительного непоследовательного размышления я окончательно отрезвел от вчерашнего вина и уже стоял у лифта и должен был нажать кнопку, чтобы вызвать лифт. Никогда мне не было так тяжело нажать на кнопку лифта, но это сделали за меня, поскольку с верхних этажей как раз спускался костяк. Я энергично со всеми поздоровался и забыл последний час моего раздумья. Меня ободряло ощущение бодрости и свежести, и я надеялся, что в ближайшие часы приду к согласию с собой и буду структурировать направленность моих действий, ведь это так важно для моей работы. Когда меня брали на работу, я указывал, что помимо моих технических навыков я обладаю самым банальным и проверенным набором для стабильной работы. Однако вместо этого мне так нужно было указать мое скотское отношение ко всему живому. Я решил провести праведный день, ведь вроде бы уже на днях приедет менеджер с какой-то решающей информацией и для этого мне нужно было показать либо сверхпроизводительность, либо хотя бы бессмысленную имитацию работы. Я уселся на свое рабочее место и был благодарен байкеру, поскольку я мог отдохнуть от электрического света, ведь вдобавок к этому испепеляющее солнце будто бы могло залить жаром все мониторы кругом. Было невыносимо душно, и я не мог понять, почему никто не включает кондиционер. Я на мгновения обессилел и решил просто выйти покурить, а потом включить кондиционер. И уже к моему приходу я был сильно удивлен, ведь мой напарник, таким руководящим я его никогда не видел, пытался включить кондиционер. На пульте управления было около десяти кнопок, но за непосредственную работу кондиционера отвечали лишь три. Как бы он ни пытался, он не мог понять процесс включения кондиционера, однако мне он был известен, поскольку на выходных я оставался один и уже выучил принцип его работы. Чтобы включить кондиционер нужно было последовательно включить две кнопки, но одна из них заедала и нужно было слегка прижать пульт с обратной стороны к чему-то твердому. Тогда он позвал администратора, парня двадцати пяти лет, который сидел возле пропускного входа и был ответственный за системы, мониторы и всякого рода бытовые проблемы. Однако он сказал, что пульт, наверное, сломан, где-то на складе лежит запасной, но нужно время чтобы его найти. В итоге мой напарник стал сильно переживать и вдоволь насытившись его беспомощностью я предложил ему дать мне, чтобы попробовать. В итоге он был мне очень благодарен за включенный кондиционер и видимо настроение у него очень поднялось. На мгновение меня кольнула совесть, что я сразу не предложил ему помощь, ведь это нужно и мне тоже, да и всем окружающим, но я перестал думать и приступил к работе. После десяти минут усердной работы я очень утомился и незаметно для себя стал искать пути отхода. У меня в голове уже прокручивались планы чтобы уехать, сбежать, улететь. Я считал, что моя молодость может защитить меня от неудач, ведь, на хроническое несчастье, я не соглашался. Я перестал думать о моем пути, о затраченных усилиях, о возможной выгоде или о нищете. Ведь сколько я себя помнил я постоянно чем-то занимался и работал, но всегда я жаждал другого. Если не брать, например, чувство навязанного долга или моральных обязательств, то внутреннее освобождение – отказ от обязанностей.
Я смотрел на людей в моей комнате и представлял про себя как бы можно было описать весь поток мыслей и каковы они, что я думал, когда сидел в офисной клетке с моими коллегами, но мысли всегда были лихорадочными и без структуры: «Я животное, только это не было правдой, ей предстоит сбыться. Хочется принимать свою судьбу, но не терпеть её. Ведь я её люблю, но не заигрываю. Чем труднее испытание, тем легче можно его перенести. И в конце концов, для себя не так давно я сделал выбор: быть не мечтателем и не художником, а – военным»
Мне понравилась моя появившаяся мысль про военного – в этом понимании иметь железную дисциплину, но моя слабость к изнеженному, ведь даже кожа была больше похожа на женскую, нежели на грубую мужскую. Хотелось стать военным, но не государственным, а духовным, для этого я терпел и годы обучения, и годы хождений на работу, но смелости обрести хотя бы себя мне не хватало. Простота выводов сбивала меня с толку, но ведь и все простое гениально. И все же мужские гены топтали во мне посредственность или бездарность, я смотрел в монитор, опять смотрел на окружающих меня людей и продолжал плавать в мыслях: «свобода, слава и любовь – что в девятнадцатом веке, что в текущем не имеет место сравнение с чем-то еще. Потому как я мечтал о возможности в осуществлении прекрасного, но возможно ли его найти?