Человек без собаки
Шрифт:
Телефон брата не звонил ни разу с тех пор, как они приехали в Чимлинге. Он, во всяком случае, не слышал. Эсэмэски, кажется, посылал… одну или две, но поклясться он не может.
Кое о чем они, естественно, говорили, но так, по мелочам. Как там, в Упсале, немного о дяде Роберте, но ничего, ровным счетом ничего, что могло бы пролить свет на загадочное исчезновение брата. И дяди Роберта тоже.
Насколько Барбаротти понял, отношения отца и сына были вполне гармоничными. Мальчик, разумеется, нервничал, но вовсе не потому, что при разговоре присутствовал отец. Тем не менее, решил Гуннар,
Не повредит. Сейчас он устал, рассеян и вполне может пропустить что-то важное.
Если, конечно, все не решится само собой, ко всеобщему удовольствию. Лейф дал понять, что они не собираются возвращаться в Сундсваль, пока не найдется Хенрик. Пусть не думают. Кем бы мы были?
Все пять членов семьи вышли в холл его проводить. Было уже полшестого, и он безуспешно подыскивал более или менее оптимистичную формулировку. Или по крайней мере утешительную, но придумать ничего не мог — слишком устал, к тому же у него сильно разболелась голова.
— Мы продолжаем работать с этим делом. Время покажет.
Идиот, обругал он себя, садясь в машину. Впрочем, во всем можно найти и положительную сторону: он не дал никаких обещаний.
Сара его не порадовала. Она по-прежнему лежала в постели. Рот приоткрыт, тяжелое, свистящее дыхание. Вдруг ему стало страшно.
А если это расплата? Бог услышал его молитву, но потребовал принести ему в жертву жизнь дочери. Что за ветхозаветный бред, обругал он себя.
Гуннар довольно долго стоял в дверях, опершись плечом на косяк. Пульсирующая головная боль все усиливалась. Я не в своем уме, подумал он, пора кончать эти игры с высшими силами. Что за мания величия! Разве можно торговаться с Богом?
Но прежде всего… прежде всего две таблетки альведона, пока не лопнула голова.
Нельзя сказать, чтобы разговоры в доме Германссонов добавили ему оптимизма. Собственная квартира показалась ему неуютной и неприбранной. В комнате Сары запах болезни, ни с чем не спутаешь, в кухне — гора немытой посуды. Он не позаботился купить продукты, не позвонил врачу. В его собственном мире, мире инспектора Гуннара Барбаротти, захворавший индивид ложился в постель, спал и пил воду, а потом выздоравливал. А если это что-то серьезное, может, ей нужны какие-то лекарства? Что он за отец такой…
Он подошел к дочери и сел на край кровати. Откинул ей волосы со лба и приложил руку.
Лоб был потный, но не такой горячий, как утром. Она открыла глаза, посмотрела на него и снова закрыла.
— Как ты?
— Спать хочу, — прошептала Сара.
— Так и спи на здоровье! Пьешь много?
Уходя, он поставил ей два стакана — с водой и клюквенным соком. В обоих оставалось не меньше половины. Она пошевелила головой. Кивнула, что ли.
— Пойду куплю еды, — сказал он. — Пей побольше. Через полчаса вернусь. Как ты?
Снова непонятное движение головы. Он нежно погладил ее по щеке и вышел из комнаты.
Остаток дня поглотили простые домашние занятия, среди которых главное место занимал «уход за больной дочерью», как он это назвал, стоя в очереди к кассе и пытаясь
39
Мерседес Соса (1935–2009) — известная аргентинская певица, исполнительница народной музыки.
Спи, конечно. Спи, девочка. Он помог ей дойти до туалета, проветрил спальню и перестелил постель. Уложив дочь, оставил дверь приоткрытой — хоть какая-то иллюзия, что они вместе… какое там! Ни следа, ни даже намека на теплый предрождественский кокон любви и ожиданий, господи, весь год его ждешь… с домашней возней, орешками, карамельками… ничего этого даже и близко нет. Может, оттого, что нет под рукой ни орешков, ни карамелек и возиться особенно не с чем, да и некому… а если бы и было кому, некоторые вещи в воображении выглядят куда лучше, чем в действительности.
Но Мерседес Соса и зажженные свечи дело свое сделали. Ну и альведон, естественно. Головную боль как рукой сняло. В девять позвонила Хелена и кислым (не таким кислым, как он ожидал, но все же довольно кислым) голосом сообщила, что их ждали, что все себя чувствуют хорошо. У них два метра снега и двадцать пять градусов мороза, а отец переносит свои страдания стоически. Гуннар поговорил с обоими сыновьями (пять минут с каждым), узнал, что бабушка сделала домик из коричных печений, но очень кривой, как после бомбежки, и что завтра они едут кататься на лыжах. Он выразил сожаление, что не смог приехать, и пообещал, что свои рождественские подарки они получат немного позже. К Новому году.
Положил трубку и заглянул к Саре — крепко спит. Пошел в кухню, достал пиво из холодильника и присел к столу. Открыл блокнот, перечитал записи разговоров с членами семейства Германссон и попытался представить, что же могло произойти.
Необъяснимо и непостижимо.
Два человека, один за другим, в течение суток пропадают из дома. Ни у кого из близких нет даже малейшей догадки, куда они могли подеваться.
Куда-то исчезают среди ночи. Может быть, в одном и том же направлении? И это не исключено.
Нет, такой вариант трудно представить. Из того, что удалось узнать, он понял, что у Хенрика Грундта и Роберта Германссона почти не было точек соприкосновения. Родственники. Вот и все. Дядя и племянник. Никто из членов семьи даже припомнить не мог, чтобы они разговаривали друг с другом в понедельник вечером, когда все еще были в сборе.
Но ни тот, ни другой спать не пошли, вспомнил Гуннар Барбаротти. Если он правильно понял, в гостиной остался квартет. Все ушли спать, а они остались. Брат Роберт и сестра Кристина Германссон. И их племянники — Кристофер и Хенрик.