Человек-Черт
Шрифт:
– Я… Олесь, я себя скверно чувствую… Я не знаю, как буду сниматься…
– Чтобы тебе стало еще веселее на душе, напомню, что помимо репетиций двадцать девятого числа у нас выступление в «Кренделе», тридцатого интервью на радиостанции, тридцать первого жгем в «Самуиде Маршаке», шестого июля поем и пляшем на корпоративе, а восьмого – запись в студии и выступление в «Антверпене», – будто не сказав ничего ужасного, Левит вновь сделал затяжку и задумчиво вгляделась а Неву. Андрея перекоробило словно от кружки браги. А Олеся продолжала, обращаясь
Жуй молчал.
– Ты же взрослеющий человек, Андрюш, – говорила она, – ты же знаешь, что есть множество способов снятия стресса: алкоголь, кайф, бабы, музыка. Компьютерные игры, наконец! Я специалистка с многолетним опытом по всем этим вопросам, обратись ко мне! Скажи, чего тебе подать, и это будет у тебя!
– Олесь, мне ничего не надо.
– Пей! Кури! Трахайся! Ты рокер – тебе можно!
– Не хочу. Я ничего не хочу!
– Из-за Гриковой, да?
– Нет… тут что-то другое…
– Что другое? – Левит уцепилась за это слово как гарпуном. – Что другое?
– Я не… не знаю…
– Размазня! – сделала свой вердикт бывшая лидерша панк-рок группы «Лезвие» Олеся Левит и бросил окурок в окно, подошла к Андрею Жую и нагнувшись, взяла его за подбородок. – Что с тобой происходит, Андрюша? Что?
– Не знаю! – почти выкрикнул он, обдав ее зловонным дыханием и невольно показав прорехи между зубами. За два дня у него выпали пять зубов.
– В кого ты превращаешься? Ты болен? Ну? Что?
– Не знаю! Не могу понять! – закричал Жуй, и его лицо исказилось гримасой отвращения ко всему живому. – Я не могу понять, что со мной! Херня какая-то! Меня изнутри будто выворачивает! Дыра какая-то прожигается и меня в нее затягивает… Вот как…
– Не нравится мне это, Андрюша.
– Согласен.
– Невольно я задумываюсь над нестабильностью душевного состояния некоторых людей…
– Ты намекаешь, что я псих?
– Я не намекаю, Андрей. Ты сам намекаешь. Ты обращался к врачам? Сдавал анализы?
– Я не выходил из квартиры.
– И не собираешься, да? – Олеси скептически ухмыльнулась. – Вдруг у тебя что-то серьезное? Вспомни своего отца, тот тоже не лечил сердце… Вспомни мою мать, она узнала о кисте только за месяц до смерти. Впрочем… даже не представляю симптомом какой болезни может быть твое поведение. Но сам ты не справляешься. Тебе нужна помощь? Я сейчас спрашиваю предельно серьезно – нужна ли тебе помощь?
– Психиатра?
– Для начала психолога. Разумеется, ни один человек не будет об этом знать. Но при условии, что ты соберешься и хотя бы через силу будешь выходить на сцену.
– Подумаю… Проклятье… Олесь, я…
– Подумай, ты меня знаешь, я дорожу тобой! Не знаю, что с тобой произошло, но хочу помочь. Правда, я не смеюсь. Подумай над помощью, я устрою все ровно.
– Я… Олесь, спасибо, я подумаю. Может быть, ты права… Что-то тут не так, это нехарактерно для меня…
– Очень
– Хорошо, Олесь, думаю, ты опять права и мне надо отвлечься, – Андрей соглашался с Левит, она права, он не может закрыться в квартире навсегда, это, действительно, пахнет безумием. Надо преодолеть себя, решиться и взять гитару… Надо!
Но он не мог.
– А где вы сейчас репетируете? – спросил он. – Все там же?
– Нигде, Андрюш. Как мы можем репетировать без тебя. Группа разбалтывается, ты же знаешь, она держится не только на мне, но в первую очередь группа «Толпе» – это ты – Андрей Жуй. Не будет тебя – не будет группы.
– Я приду завтра. Только, – Андрей встал впервые за все время разговора. Он нервно шагнул к окну и поплотнее занавесил приоткрывшиеся ветерком шторы, – куда угодно, только не туда.
– Не в наш подвал?
– Я там больше не появлюсь! – по коже Андрея прошла волна озноба, он быстро сел на прежнее место в старое советское креслице, чтобы Левит не догадалась, что у него невыносимо болят ноги. Так сильно, что он старался не вставать без лишней необходимости. – Олесь, я могу тебя попросить подыскать нам новое репетиционное помещение? А от туда мы съедем.
– Это я уже поняла. Место есть, позвони мне завтра, я тебе сообщу как туда добраться. Андрюш, дай-ка мне твой сотовый, на моем деньги кончились.
– А? Что?
– Дай мобилу, – Жуй растерянно поморгал и протянул Олеси свой телефон, покоящийся на журнальном столике прямо под его правой рукой. – Ага, значит, рядом его держишь. Хорошо. Теперь посмотрим, что у тебя там…
– Что это значит? Ты хотела позвонить!
– Дорогой мой, не верь крашенным стервам. Я просто посмотрю твои исходящие звонки.
– Ты хочешь узнать, кто мне звонил?
– Кто тебе звонил, мне совершенно неинтересно и не важно. Я хочу увидеть кому звонил ты! Понимаешь, узнав у кого ты искал утешение в таком своем состоянии, я могу узнать причину. Та-а-ак… Никому? За три дня никому? А! Никому кроме… Гриковой! Вот ты и попался, родной мой!
– Олесь, перестань. Верни телефон.
– Грикова! Во всем виновата она! – Левит с усмешкой бросила сотовый Жую, но тот не поймал. Аппарат неловко упал на пестрый палас. – Несчастная любовь! Вот в чем причина! Андрей, как думаешь, я счастлива? – Левит, такая шикарная, такая рокерская, такая раскрепощенная, пропустившая через себя сотни литров крепкого спиртного, десятки видов наркотиков, десятки десятков мужиков и совершенно не собирающаяся на этом останавливаться, сейчас присела рядом с Андреем и обняла за плечо. От нее приятно пахло качественным легким табаком, чем-то вкусным и в то же время освежающим.