Человек должен жить
Шрифт:
— А знаете, кому что назначено?
— Не совсем, — сказал я. — Не успел запомнить как следует.
— Так. Верю. Сразу запомнить трудновато. А вы взяли бы истории болезни и по ним проверили, что больные получили и что нет. Учтите: я строго-настрого приказал сестрам не делать вашим больным ни одной процедуры. Они будут раздавать лишь порошки и пилюли.
— Понимаю, — сказал я.
— Пока не выполнили назначений, из отделения ни шагу. Выполните — пожалуйста, можете сходить к товарищам и даже в пивную. Но прежде всего дело. А то что же получается? Больные ждут, беспокоятся, нервничают, а мы о них забыли. — И очень громко он крикнул: — Валентина Романовна!
Валя
— Обеспечьте Игоря Александровича шприцами и немедленно приступайте к инъекциям. Поучите, если он… не очень ловок.
Мог ли я кому-нибудь признаться, что за четыре года учебы не сделал ни одной инъекции? И я такой был не один. Это, видно, дошло до дирекции, и с прошлого года ввели практику и на младшем отделении. Студенты первого и второго курсов дежурили в больнице, помогали кое в чем сестрам. Нам же, третьекурсникам, уже разрешалось производить желудочное зондирование, делать инъекции и вливания и прочие более или менее мудреные вещи.
В прошлом году и я кое-что делал. Но надо признаться, меня всегда влекло к чему-то более значительному… Я почти овладел такими сложными манипуляциями, как гастроскопия и бронхоскопия. Я не зря говорю «почти», потому что самостоятельно проделать такую манипуляцию мне не давали.
Строгости на дежурствах не было никакой, и, если удавалось, я пробирался в операционную. Несколько раз я ассистировал на операциях; причем однажды ассистировал профессору, и за кое-какие инструменты мне пришлось подержаться.
Я был не первым, а четвертым ассистентом. Но ведь и четвертый ассистент — нужное лицо, без которого профессор не мог обойтись.
Меня всегда манили сложные вмешательства, а какими-то инъекциями я не интересовался. Инъекции… Ну что там сложного? Набрал в шприц лекарство и впустил его через иглу больному. Это всегда сможешь, если хоть раз видел, как это делается. Особой подготовки здесь не нужно. С такими мыслями я приходил на вечерние дежурства в хирургическую или терапевтическую клинику, и, когда дежурство заканчивалось, я с чистой душой раскрывал перед медсестрой листок учета, где она расписывалась. Каждое дежурство приносило что-то новое, полезное, особенно тем, кто не только смотрел, а и делал что-то сам. Я всегда старался чем-то заняться в операционной. Если не ассистировал, то помогал давать наркоз, определял группу крови, а потом помогал переливать кровь. В терапевтической клинике порой бывало скучновато, и я однажды вместо нее пошел в хирургическую, а подписывать понес в терапевтическую. Сестра отказалась и повела меня за руку к дежурному врачу. Но сил у нее было меньше, и она махнула на меня рукой. «Подпишите, Сима, ну что вам стоит?» Я уговорил ее лишь на четвертый день, перед самой сдачей листка учета в деканат. Этот случай я не забуду, если даже буду жить сто шестьдесят лет. Спасибо еще Симе, что она смолчала, и никто не узнал о моей проделке. Неприятностей могла быть уйма. Я, кажется, впервые понял, что студент должен идти не туда, куда ему хочется, а как указано в графике, хотя график, может быть, нуждается в улучшении… студентами. Но ведь директору не прикажешь.
И Чуднову не прикажешь.
В сестринской комнате Валя показала мне на стерилизатор, стоявший на электроплитке. Он вздрагивал от бурлившего в нем кипятка. Валя протянула мне полотенце.
— Теперь я буду только смотреть, — сказала она. — Так распорядился Михаил Илларионович.
— Кому что вводить? — спросил я. Наверное, выражение моего лица было не совсем обычное, потому что Валя рассмеялась и звонко сказала:
— Доктор должен знать.
Я слил
— Вздыхаете? — спросила Валя.
Я не ответил и только почувствовал, что начинаю сердиться.
Поскольку сам я никогда не выполнял эту работу, я стал вспоминать, что делали в таких случаях сестры в клиниках, что делала Валя. Я снял со стерилизатора крышку и положил ее рядом со стерилизатором на столик. Потом я нацелился рукой на шприц, но возглас Вали заставил меня отдернуть руку.
— Ай! А пинцет зачем? Берите пинцетом.
Я заметил в стерилизаторе пинцет, он торчал и словно просился в руки. Я взял его, подцепил им шприц и положил шприц на опрокинутую крышку стерилизатора, затем захватил поршень и тоже положил на крышку. Потом взял пинцетом иглу и опустил рядом со шприцем. Валя молча наблюдала за мной.
Все оставив, я пошел в ординаторскую и просмотрел назначения в историях болезней. Иванову с пневмонией — сто тысяч единиц пенициллина, Руденко, страдающему нефритом, нужно ввести глюкозу.
Я возвратился в сестринскую, взял пинцетом шприц. В какую-то долю мгновения он выскользнул из пинцета и упал на пол, расколовшись на две части. Я посмотрел на Валю, она не улыбалась.
— Берите другой. Я тоже раньше разбивала, — проговорила Валя.
Пока я выкладывал из стерилизатора второй шприц. Валя молчала, но когда я снова хотел подхватить шприц пинцетом, чтобы вставить в него поршень, она вскрикнула:
— Опять разобьете!
— А как же? — Я смотрел на нее. Она была моим учителем и судьей.
— Руками берите. Теперь можно.
Я взял руками две части шприца и сложил их. Хотел и иглу взять руками, но Валя предупредила:
— Нельзя! Соблюдайте стерильность.
Я взял иглу пинцетом и насадил ее на шприц.
Что же дальше? Я спросил, где пенициллин. Валя из стеклянного шкафчика достала флакон пенициллина. Мне хотелось оказать, что пенициллин в такой жаре не хранят, но, учтя обстановку, я воздержался от нравоучений. Я снял колпачок, прикрывавший резиновую пробку, и хотел уже прокалывать иглой пробку, но услышал голос Вали:
— Пробочку протрите спиртом.
Я протер пробку спиртом, проколол ее иглой. И услышал, что Валя смеется.
— Совсем не так. Преждевременно полезли в бутылку. Там же порошок!
Я смотрел на нее. Она достала из кармана халата ампулу с какой-то прозрачной жидкостью и сказала!
— Пенициллин ведь растворить сначала нужно.
Вид у Вали уставший, рассеянный. Она смотрит на меня. Протягивает ампулу.
Я размахнулся и хотел разбить ампулу пинцетом, но Валя сказала, что ампулу надо сначала протереть спиртом, а потом разбивать. Я смочил ватку спиртом из пузырька и начал протирать ампулу. Подойдя к тазу, уже замахнулся, чтобы разбить, и снова услышал:.
— Подождите, Игорь Александрович.
Я смотрел, не понимая: что еще? Но уже не сердился.
— Прежде чем растворять пенициллин, нужно знать, чем растворяете. Прочтите, пожалуйста, что написано на ампуле.
Я прочел: «0,5 % раствор новокаина».
— Вот теперь можете разбивать.
Разбил ампулу, набрал в шприц новокаина и начал снова прокалывать резиновую пробку флакона. Поршень норовил выскочить из шприца. Я боялся вывести из строя второй шприц и взглянул на Валю.
— Пальчиком, вот этим пальчиком придерживайте поршень.