Человек должен жить

Лучосин Владимир Иванович

— Я твоей операцией не воспользуюсь. Не надейся.

— Да?

— Да! Мой нос не хуже твоего!

— Лично я против твоего носа ничего не имею. Ты с ним неотразим!

Чем бы его поддеть? В голову ничего не приходило.

Мы опоздали, в столовой ужинали больные. Нам пришлось ждать, пока освободится какой-нибудь столик.

Я зашел в свою палату: Петров лежал на светлом пикейном одеяле. Я сделал ему замечание. Он не шевельнулся.

— Целых пятнадцать минут лекцию ему читаем, не понимает человек, — сказал

Руденко. — Говорит, что здоров. Насильно, мол, его послали в больницу. А мы говорим, что здоровых сюда не направляют.

Петров продолжал лежать, мало того, он еще и ногу на ногу положил и стал качать ею.

Я весь дрожал. Мне не приходилось еще встречаться с такими типами.

— Вы дежурного врача позовите, — посоветовал Белов.

Я вышел из палаты. По коридору мне навстречу шел Захаров.

— Ужин стынет, — сказал он.

— Не до ужина.

Он спросил, в чем дело, и я рассказал.

— Эх ты, парень, — улыбнулся Захаров и легонько поднял мой подбородок. Не знаю, почему Николаю стало так весело. Мы вошли в палату.

— Вот этот, — сказал я. — Фамилия Петров.

— Товарищ Петров, вы почему не подчиняетесь правилам внутреннего распорядка?

Петров смотрел в потолок. Захаров ждал с минуту. Потом:

— Встаньте, когда с вами разговаривают!

Не знаю, за кого принял Петров Захарова, наверно за дежурного врача, во всяком случае, он хотя и неохотно, но встал с кровати и начал поправлять покрывало.

— Нехорошо. — Захаров смотрел на Петрова. — Врачи к вам с открытой душой, а вы хулиганить вздумали. Да, Игорь Александрович, вот таких бы в какую-нибудь Америку на излечение. Там не только за койку — и за воздух палатный пришлось бы платить.

Ужин казался невкусным, я не съел и половины винегрета и лишь чай выпил с удовольствием.

Утром, едва вошел я в палату, Петров встретил меня словами:

— Зачем вы положили меня? Зачем? Положили, а лечение где? Ни одной таблетки не дали! Не доктора вы, а помощники смерти!

— Успокойтесь, — сказал я. — И не говорите глупостей. — Я хотел прикрикнуть на него, как прикрикнул вчера Захаров, но побоялся, что у меня так не получится и меня подымут на смех. Я сказал Петрову, что сейчас выясню, почему не давали ему порошков.

Чуднов сидел в ординаторской и что-то писал в истории болезни. Увидев меня, спросил, не отрываясь от писания:

— Как прошел вчерашний день в поликлинике? Меня вызывали в горком, и я не смог вчера вечером побеседовать с вами и с вашими товарищами.

Я рассказал лишь о поведении Петрова в поликлинике и здесь, в больнице.

— К сожалению, такие экземпляры еще попадаются, — сказал Чуднов. — Есть тут и частица вашей вины.

— Моей?

— Вашей. — Чуднов отвалился на жесткую спинку кресла.

Я ничего не понимал. Петров буянит, а я виноват?

— Сейчас вам будет ясно, Игорь Александрович. Дежурный врач обязан был назначить Петрову лечение, однако не назначил, я выясню почему. Но учтите: и вы не назначили.

— Я?

— Да, вы… Ведь у нас, Игорь Александрович,

дежурят по больнице врачи всех специальностей: и окулист, и дерматолог, и невропатолог, и далее стоматолог — словом, все… за редким исключением. Вы направили больного в свое отделение, так извольте на обороте направления написать назначения. Наши дежурные сестры знают об этом и будут выполнять. — Чуднов нашел в стопке историю болезни Петрова, развернул ее и показал направление, написанное моею рукой. На обороте было пусто, ни слова. — Удивляюсь, — продолжал Чуднов, — почему Екатерина Ивановна и вам не подсказала и сама ничего не написала. Я скажу ей. У нас уже не первый год пишут назначения на направлениях. Конечно, не обязательно писать на обороте, можно внизу… Не секрет, Игорь Александрович, что терапевт знает внутренние болезни лучше, чем любой другой врач. А если в своей специальности вы знаете больше, так извольте написать. Вопросы?

— Один вопрос, — сказал я. — Что мне сказать Петрову?

— Скажите, что лекарства не давали по недоразумению. А дежурного доктора я проберу как следует. Возможно, и наказать придется…

Едва я вошел в палату, Петров спросил:

— Ну, выяснили, доктор, почему больному человеку не давали порошков?

— По недоразумению, — сказал я спокойно.

— А если б я умер? Кто бы отвечал за недоразумение?

Больные взяли меня под защиту.

— Прекрати, парень!

— Ты и правда вроде здоровый. Больные люди так не дебоширят.

— Переведите вы его, бога ради, от нас. Покой потеряли.

Петров не покорялся.

— Покой потеряли? Вас лечат, а я — так лежи? Знать не хочу такой больницы.

Хотелось сбегать к Захарову. Но я не пошел. Не будет же он всю жизнь наводить порядок в моих палатах.

Я развернул на тумбочке пустой еще бланк истории болезни и начал задавать ему вопросы.

— Допрос?

— Не допрос, а опрос, — сказал я спокойно.

— Опорос? — И он громко засмеялся. Его никто не поддержал, и он умолк.

— Опрос, сбор анамнеза, — сказал я. — У каждого поступающего спрашивают. Вот спросите у людей, если не верите.

Больные подтвердили.

С большим трудом удалось заполнить на него историю болезни. Вздохнув, я вышел из палаты. В коридоре я столкнулся с Валей и почему-то не обрадовался, увидев ее. Она была сегодня не такая красивая, как в прежние дни. Увидев, что я слишком серьезный, Валя перестала улыбаться.

— Игорь Александрович, какой стол назначаете больному Петрову? — спросила она официальным тоном.

Надо было тут же дать ответ, но я не знал, что сказать. В институте нам рассказывали про диету, но про столы ничего не говорили. А может быть, я забыл? Нет, не говорили ничего.

Валя смотрела на меня, а я вспоминал, но вспомнить никак не мог.

«Нарочно подстроила, вечно у нее шутки на уме…» Тут я вспомнил Венеру. Не Валю видел перед собою, а ту, другую. И даже улыбнулся.

— Чего вы улыбаетесь, Игорь Александрович? Я жду, мне некогда.

Она снова называла меня по имени и отчеству.