Человек-эхо и еще кто-то (Сборник)
Шрифт:
— Тебе не приходила мысль, что не только ты изучаешь меня, но и я тебя? Помнишь, ты как-то сказал: если сильный шахматист часто играет со слабым, то в конце концов их игра выравнивается.
— Я никогда не отделял себя от тебя.
— Врешь!
Вначале Маг только слушал, когда я, прибежав из школы, приходила к нему поделиться. Если что-то путала, упускала, он переспрашивал, уточнял. А где-то через месяц — мы с Иго уже дышали друг другом — предложил одну штуку. Составь, говорит, для него анкету, шуточную, ради хохмы. И мы тут же напридумывали с полтора десятка вопросов. «Только не торопи
Анкета получилась длинная, на двух листах. Я подсунула ее Иго на последнем уроке. Он пробежал глазами и не то чтобы обрадоваться или улыбнуться, — даже не взглянул на меня. Нос струной, ноздри подрагивают. «Ты чего?» — шепчу. «Ничего! процедил. — Это твоего Мага идея или сама?» Меня как по щеке ударил. «Дурак» — говорю. Обиделась.
У него был свой Маг, звали его Чимом. Вот только Иго при мне почти не поминал его и не любил, когда я выспрашивала. Что-то у них складывалось не так, как у нас с Магом. Потому и обиделась: какая разница, кто придумал анкету, — Маг — это тоже я.
— Те вопросы — помнишь? — предназначались не для Иго. Ты знал, что он покажет Чиму, и тебе захотелось поиграть с ним. Анкета была письмом, а мы с Игой вроде как почтальоны.
— Что за странная мысль… Послушай меня, девочка, внимательно. Да, я предполагал, что Игорь придет с вопросами к своему Чиму. Да, я хотел этого и ждал ответов. Но не ради, как ты считаешь, какой-то игры, все сложнее и серьезней. Я боялся ошибки… Не перебивай, слушай… Первая любовь, как бы это лучше сказать, своего рода болезнь. Пусть светлая, пусть очистительная, но болезнь. В юности нет испытания более сильного и более фатального. Да, да, фатального. Последствия непредсказуемы: можно воспрянуть к жизни и можно сломаться. Это зависит не только от тебя — от него тоже.
— Еще больше от тебя, от Чима, от всех, кто лезет сапогом в душу.
— Чтобы не быть «сапогом», я искал связи с Чимом.
— Трюк не прошел. Иго порвал анкету.
— Мне это многое сказало. Я понял, что Чим опередил. Он тоже боялся за вас и раньше меня установил, что ваша встреча — ошибка. Не Игорь должен быть первым в твоей жизни, и не ты первой — в его… Вспомни вашу ссору, в самом начале.
— Неправда, мы не ссорились!
— Ты рыдала вот здесь и спрашивала: почему, почему он назвал тебя «вертушкой»…
— Сама виновата, на дне рождения у Кати села с Олегом.
— Правильно. Только не такой у Игоря характер, чтобы бросаться словами, он бы держал обиду в себе.
— Так что же? Думаешь, Чим?
— Без сомнения. Он уже начал мешать, расстраивать ваши отношения, но не успел или поторопился. Игорь догадался, чего добивается Чим, и взбунтовался. Между ними пробежала кошка. Игорь умолчал об анкете, он стал скрытен. В этом его несчастье, он повел двойную жизнь, раздвоился.
— И ты это знал?
— Ты сама заметила, что у них не так, как у нас.
— Вы убили его!
— Он оступился.
Между блоками дома, на уровне семнадцатого этажа, строители протянули стальную балку — зачем-то им это было нужно. Одним концом балка проходила в оконный проем, и мы, когда становилось жарко, навешивали на ржавый брус куртки и джемперы. Другой конец лежал на карнизе балкона противоположного блока — это
Нас пригоняли из школы после уроков, уже к вечеру, чтобы не мешали строителям, которых мы и в глаза не видели. Проку от нашей помощи почти никакой, все это знали — мы больше аукались по этажам, чем работали, и тем не менее в конце каждой недели весь класс, как штык, был то на одной, то на другой стройплощадке. Сами мы ничего против не имели, нам даже нравилось. Мозолить глаза друг другу в классе — одно, а здесь — проявляйся как можешь, хоть колесом ходи. Мы и ходили.
Иго обычно держался от меня в стороне: хватит того, что нас видели вместе на одной парте. Ну, а в тот день его словно подменили. Пришел тихий, глаза печальные, и за мной по пятам, ластится. Я доски сложу — он: давай отнесу. Я за ведро — он: помочь? Обойдусь, говорю, не мешай. Не обиделся, не отстал. Как та собачонка — ее гонишь домой, а она вяжется следом. Я подумала, что он настроился на объяснение и ждет, когда пойдем по домам; мне же выяснять отношения не хотелось, боялась чего-то, старалась не отбиваться от других, чтобы не оказаться с ним наедине.
Время наше кончилось, пора было расходиться, но тут полил дождь, задул ветер, и весь класс, пережидая, собрался как раз в той комнате, из окна которой торчала балка. Где ожидание, там скука, а от нечего делать каждый из кожи лезет, чтобы себя показать. Противней, чем в эти минуты, человек не бывает.
Кто-то — кажется, это Олег, — взобрался на подоконник. «Глядите, братва, — кричит, — что сейчас будет!» Мы к окну и вправду зрелище: на другом конце балки висела на троссе бадья с раствором, ветер раскачивал ее, и, набирая силу, она норовила раскурочить двери нижнего балкона. Часть косяка уже отвалилась вот-вот полетят стекла.
Мы не сразу поняли, что тут произошло. Какое-то оцепенение, поверить не могли, а когда стали соображать, изменить уже ничего нельзя было. Иго, покачивая руками, шел по балке. Говорят, он дошел до середины и непонятно почему остановился. Я видела только ладони его рук — на них горели следы ржавчины, это он испачкался, влезая на балку…
— Он оступился.
— Это ты и Чим заставили его лезть.
— Он был честный и смелый.
— Ему было все равно. Вы сделали свое дело: жизнь для него стала копейкой.
— Успокойся, моя девочка. У тебя не осталось времени, приехал отец, и мать ждет за дверью. Бери свою дрель.
— Маг…
— Хватит слов, мы достаточно наговорили. Я подскажу, где делать дырку.
— Маг, не подумай, что это месть. Легче себя просверлить.. Так надо, иначе я останусь в детстве. Прости, милый Маг. Мне страшно, руки дрожат, я не спала всю ночь.
— Не тяни. На левой стене, в метре от пола… Здесь, чуть вправо, еще на сантиметр. Давай!
Он не обманул: мама ждала в комнате. Я не сразу заметила ее, в глазах все плыло. Прижавшись спиной к двери, я возвращалась к себе… Вот видишь, ничего со мной не случилось, напрасно только волновалась. А к отъезду я готова, все собрано, уложено, могу хоть сейчас. Руки испачкала? Так я помою, это одна минута…