Человек и Церковь. Путь свободы и любви
Шрифт:
Конечно, очень многими, кто пришел в те дни к Храму, двигало желание сопричастности, назовем его так. Необходимо было быть со всеми, быть как все. Многие потом говорили «Да-да, и я там стоял!», «И я сама своими глазами все видела!» Зов толпы часто бывает очень силен. И это происходит не только по особым случаям. Если подсчитать, сколько народу выстаивает, например, за несколько месяцев в очередях к мощам святой Матронушки в Покровский монастырь, получится не меньше, чем к поясу Божией Матери.
Людям всегда есть о чем просить. Кто-то болеет, кто-то оказался в безвыходной ситуации – сложные жизненные обстоятельства приводят страждущих в подобные очереди в надежде на получение поддержки и помощи свыше. По-человечески
Матрона Московская (урожд. Матрена Дмитриевна Никонова). В ноябре 1881 г. в Тульской области родилась слепая девочка. Уже будучи ребенком, она начала предсказывать будущее. В 18-летнем возрасте у нее отнялись ноги, и до конца жизни Матронушка оставалась сидячей. Она постоянно принимала приходивших к ней людей, врачевала, давала советы, по ночам молилась. В 1925 г. перебралась в Москву. Продолжала принимать людей до последних дней своей жизни. Скончалась в 1958 г. Похоронена на Даниловском кладбище в Москве, в 1998 г. останки перезахоронены на территории Покровского монастыря. Канонизирована как московская святая.
Человеку с Богом очень непросто разговаривать, нелегко явить Ему свою верность, свою готовность к преодолению и жертве. Ведь дело не в том, чтобы поставить свечу или оплатить записку, – не этим все измеряется. Помните, как у Гоголя перед приездом ревизора городничий просит Бога: «Дай только, Боже, чтобы сошло с рук поскорее, а там-то я поставлю уж такую свечу, какой никто еще не ставил…»? Вроде как купил самую дорогую и приравнял ее к сильной и искренней молитве. Но ведь дело-то совсем не в этом.
Часто можно наблюдать, с какой нездоровой экзальтацией люди относятся к святыням. Наверное, неправильно было бы называть это вампиризмом, но у них явно возникает желание «присосаться» к источнику и «втянуть» в себя благодать. Как будто это возможно! Меня очень расстраивает подобное непонимание того, с чем ты соприкасаешься. Словно святыня – это некий волшебный предмет, которым можно воспользоваться по необходимости.
Я как-то шел по одной из центральных улиц мимо недавно восстановленного храма, рядом с ним ларек, в котором продаются иконы. Смотрю, в ряду святых – икона Серафима Саровского, а внизу подпись: «Помогает от боли в спине». Рядом – икона Иоанна Крестителя: «От головной боли». А икона блаженной Матроны, судя по подписи, помогает вообще от всего. Естественно, что она там самая популярная. Такое отношение порой меня даже пугает. Кто такая эта Матрона, кем она была, что делала, чем Богу угодила – это никого не интересует. Главное, что она «помогает от всего», и этим нужно воспользоваться.
Отношение к святыне неразрывно связано, прежде всего, с внутренним отношением человека, с его способностью к истинному и глубокому почитанию. Именно через такое почитание находит свое выражение любовь, а не через стремление ухватить, взять, получить, унести. Когда я иду получить, мне не интересно, от чего или от кого я это получу. Для человека в таком случае нет смысла узнавать, что за этой святыней стоит. Например, пояс Богородицы – какова его история, кто сплел его, почему этот предмет так дорог верующим людям? А дорог он потому, что его носила Матерь Божия,
Большинство церковных таинств связано с чем-то материальным. В большинстве случаев предметы выступают как своего рода «передатчики». Человек материален, телесен, а Бог духовен. Человеку, чтобы общаться с Богом, нужен какой-то материальный эквивалент. В крещении это вода, в миропомазании – благоуханное масло, миро освященное. При соборовании используется освященный елей. В таинстве причастия – вино и хлеб, через которые человек соединяется с Богом. Господь дает нам возможность по нашей немощи принять Себя через материальное воплощение. Сам Бог воплотился и стал человеком, чтобы быть к нам ближе. И явление богообщения часто связано с каким-то материальным образом, символизирующим то, как человек через материю получает духовную благодать.
В религии мы имеем дело с вещами невыразимыми, которые только через символ могут проявиться. И символ не замещает, а раскрывает, в особой форме выражает невыразимое, являет невидимое. Когда мы поклоняемся иконе, мы почитаем не ее саму как предмет, а того, кто на ней изображен. Почитая икону Божией Матери, мы почитаем саму Божию Мать.
Существует догмат об иконопочитании. Икона в церкви – это один из видимых знаков невидимого присутствия Бога и святых рядом с нами. И почитание святыни можно осмыслить через почитание иконы. Священник Павел Флоренский называл икону окном в Царствие Небесное. И без этого открытого окна нам очень сложно обойтись. Когда я был в келье у отца Иоанна Крестьянкина или у отца Кирилла Павлова, высоких старцев, так там места свободного не было, все стены были в иконах. Они очень Бога любят, понимаете? Любое напоминание, любое внешнее присутствие радует их сердце. Хотя, конечно, можно молиться в тишине и одиночестве. Известны случаи, когда подвижники уходили в леса с одними четками, им не нужны были иконы. И у Марии Египетской в пустыне не было икон.
Преподобная Мария Египетская считается покровительницей кающихся женщин. Она родилась в середине V в. Египте, в 12 лет покинула родительский дом и стала блудницей. Однажды, оказавшись в Иерусалиме перед храмом Гроба Господня, она поняла, что не может войти внутрь. Какая-то неведомая сила не давала ей переступить порог. Произошедшее так потрясло девушку, что она начала усердно и горячо молиться Деве Марии. И она услышала призыв: «Если перейдешь за Иордан, то обретешь блаженный покой». Мария удалилась в пустыню и следующие 47 лет провела в уединении, в посте и покаянной молитве.
Единственным, кто видел Марию после ее ухода, был иеромонах Зосима. Он же причастил и похоронил в песках почившую святую. В христианской традиции Мария Египетская является примером совершенного покаяния.
Тем не менее человек так устроен, что любые видимые знаки его греют, помогают в осмыслении внутреннего состояния. Вот, казалось бы, зачем нам фотографии наших близких? Мы их что, не помним? Не можем обойтись без этих карточек? Конечно, можем. Зачем мы их храним? Почему мы с такой любовью их рассматриваем? Зачем берем с собой в дорогу? Почему в какой-то момент мы можем даже поцеловать эту фотографию? Есть ли в этом что-то религиозное? Наверное, да, если подразумевать под этим некую сверхъестественную связь. Когда я смотрю на фотографии своих ушедших близких, для меня это реальность, нечто очень дорогое и важное. И я окружаю себя изображениями родных и близких людей, тех, кого я почитаю и люблю. Скажем, у меня есть фотография Иоанна Крестьянкина, она мне очень дорога, и я храню ее на видном месте. Так же как и фотографию моего духовника или снимки нашего с женой венчания. Для меня это все реальность в ее видимых формах.