Человек и пустыня
Шрифт:
Отряд отступал, наступал, опять отступал. Откуда-то опять приходили к нему казаки и киргизы, отряд сразу вырастал. Потом — обычно после неудачных боев — отряд таял, рассыпался на множество мелких отрядов, и у каждого отряда был свой начальник, свой план, свое честолюбие. Вихрь бывает вот такой же на Волге — разбивается на тысячу мелких вихрей, каждый кружится в отдельности, ходит по степи, будто горит.
Киргизы теперь уже бились отдельно, они только грабили. Казаки не уступали киргизам. Сыропятов — озлобленный, потерявший голову — дрался и с красными и с белыми. Иногда, захватив отряд грабителей, расправлялся с ними так же свирепо, как киргизы и казаки
Там, где были хутора, теперь уже оставалась куча развалин: сады вырубались, колодцы засыпались, все гибло на глазах. К середине лета бои приняли особенно ожесточенный характер. Из-за Волги прибывали все новые и новые отряды красных войск и со всей энергией и со всем ожесточением бросались на бой с казаками, киргизами и отрядом Сыропятова.
Сыропятов принужден был отступать сперва на Деркуль. Здесь, на андроновском хуторе Новые Земли, отряд опять собрался, переформировался и вышел на берег Урала, чтобы идти к Уральску на соединение с казачьими отрядами.
В казачьей станице присоединился полк Глиноземова — полк, овеянный легендами. Еще недавно в этом полку насчитывалось несколько тысяч людей. Теперь в нем нельзя было насчитать и тысячи.
Обтрепанные, озлобленные казаки с диким ожесточением говорили о большевиках. В их глазах, казалось, кроме ненависти, уже не жило ничто. Оба отряда пошли вдоль реки Урал вниз.
И вот здесь однажды из-за мглы отряд принужден был простоять три дня. Виктор Иванович вспомнил, как мгла приходила в былые времена, как сжигала поля и всю зелень в степях. Ныне мгла кинулась на людей, на поля и степь с особой силой. Солнце стояло высоко, но казалось только беловатым пятном на сером небе. Кругом все выло, неслось. Ветер из-за реки проносился с такой силой и так много нес песку, что царапал лицо, обжигал глаза, не было ничего видно кругом.
Вечером на третий день сбоку отряда неожиданно послышались гортанные крики, улюлюканье, свист. Во всем стане началось движение.
Послышалась команда: «В ружье! На коня!» Это были киргизы. Лавиной они обрушились на отряд, они скакали по ветру — будто мгла несла их. Казаки построились быстро, ударили навстречу киргизам с пиками наперевес. Киргизы повернули в сторону, успели отбить только три десятка коней.
Наконец ночью буря стихла. Когда встало солнце, степь явилась неузнаваемой. Все кругом завяло. Трава звенела высохшими листьями и бустылами, а на пригорках лежала бурая, полумертвая.
Отряд двинулся дальше. И вот Виктор Иванович заметил особенность: каждый раз, когда отряд подходил к казачьей станице, казаки все выстраивались эскадронами, подтягивались, вступали в станицу с песнями, посвистом, воинственными криками. Все станичное население высыпало им навстречу, больше женщины, потому что уже никого из мужчин почти не осталось. Женщины кричали казакам:
— Где Иван Егоров? Где Фрол Самосов?
Они называли своих, родных, тех, кто пошел с этим отрядом недавно из станицы на войну. И казаки, не прерывая песни, молодцевато отвечали:
— Идет сзади!
И женщины со всем напряжением, широко открытыми глазами всматривались в каждый новый ряд, искали лица знакомые и дорогие. И находили. Но не все находили. Вот и последние ряды идут мимо.
— Где Фрол? Где Федор? — уже отчаянным голосом выкрикивали женщины.
А казаки им неизменно отвечали:
— Сзади!
И женщины понимали, что никогда больше не будет ни Федора, ни Фрола: где-то в бескрайних просторах между Уралом и Волгой Федор и Фрол сложили свои головы, и что ответ «сзади» —
Сыропятовский отряд подошел к Уральску, чтобы помочь казачьим отрядам осаждать город. Как раз это были самые тревожные недели. Уральск еще не сдавался, и с часу на час ждали, что от Покровска и Саратова, сзади, подойдут еще отряды красных. Сыропятовский отряд был поставлен как заслон против идущего на помощь Уральску красного войска. Казаки и сыропятовцы заняли две ближние станции, на перегонах держали разъезды, красные прошли ночью к северу от линии, ударили ей в тыл и с фланга, и отряд весь панически побежал к югу.
Виктор Иванович со своим обозом (он теперь заведовал хозяйством всего отряда) бежал последним, и лишь через тридцать верст Сыропятов смог опять собрать свой отряд, построить, повести в наступление назад, но от Уральска уже отступали последние казачьи части, озлобленные неудачами.
В маленьком приуральском городке белых отрядов опять собралось множество. Здесь были и киргизы, и казаки, и отдельные отряды офицерства и крестьян. Их выжили красные из степей, прижали к реке Урал, и в этом маленьком городке, до краев переполненном людьми и орудьями, злобой, решено было встретить красных и дать решительный отпор. Поспешно рыли вокруг города окопы в несколько рядов, в штабе беспрерывно шло совещание, частенько это совещание прерывалось ругательством и ссорами, потому что даже здесь, перед лицом последней опасности, игра мелких честолюбий была так же сильна, как вообще она бывает сильна, где хозяевами положения являются люди военные. Виктор Иванович, присутствовавший на совещаниях, все больше убеждался, что все потеряно и что с этими людьми, ставящими свое личное «я» выше блага общественного, ничего не сделаешь. Каждый раз он возвращался к себе в стан расстроенный и сердитый. Своему сыну он говорил:
— Пропало дело, пропало!
Он постарел за эти немногие месяцы на годы. Как-то очень быстро засеребрилась его борода, буйно разросшаяся, засеребрились волосы, пропал весь лоск и вся сытость. Он ходил такой же оборванный, как и другие, в сапогах разбитых, и уже трудно было поверить, что вот этот седой, шершавый старичишка был когда-то миллионером, кончил академию, знает толк в искусстве и в смачной жизни, был в Америке. Только его рост (все так же выше на голову других) отличал его и еще властный голос и постоянная энергия, ключом бившая через край.
Красные подошли как буря.
Однажды ночью весь город словно кольцом был охвачен ружейными залпами, с севера и с юга гремела артиллерия. Молчала лишь зауральская сторона. Во всем городе и за городом на окраинах началось движение. Казаки, дружинники, киргизы мчались по улицам города туда, навстречу врагу, и первый натиск был отражен. Красные отступали, бой перекинулся за несколько верст. Но к вечеру опять приблизились к городу, и снаряды стали падать в огородах и садах.
На третий день утром к Виктору Ивановичу прибежал мужик Архип. Этот Архип вот уже две недели неотступно следовал за Виктором Ивановичем, помогал, исполнял все, что Виктор Иванович приказывал. Сейчас, издали, завидев Виктора Ивановича, он закричал голосом отчаянным: