Человек из февраля
Шрифт:
Клиентка: Тем не менее тишина. Я определенно ловлю Ваши быстрые оценивающие взгляды – такие легкие и освежающие.
Эриксон: Не хотите сигарету?
Клиентка: Спасибо. Скажите, господа, что это я здесь делаю? Вы все выглядите такими довольными и умиротворенными – все до единого.
Финк: Вы тоже не особенно несчастны на вид.
Клиентка: Я и не чувствую себя несчастной. Что Вы ухмыляетесь?
Эриксон: Вы не допускаете возможности гипноза?
Клиентка: Не знаю, что и сказать.
Эриксон: А Вам не хочется попробовать?
Клиентка: Не сейчас.
Росси: Ваша последняя фраза «Позвольте откланяться Февральскому человеку» незаметно переводит клиентку в состояние бодрствования. Теперь она уже видит всех присутствующих («Почему никто ничего не говорит?… Мертвая тишина!»), но поскольку Вы не дали ей команды проснуться – пока еще находится в сомнамбулическом состоянии. Эриксон: Я, кстати, сказал, что тишина «не совсем мертвая». Росси: Клиентка
Эриксон: Что она не только «вовсе не мертвая» – она живет полной жизнью!
Росси: Вы опять улавливаете за ее словами какой-то сексуальный подтекст?
Эриксон: Клиентка говорит: «…такие легкие и освежающие оценивающие взгляды».
Росси: У Вас какие-то сексуальные ассоциации? А сама она этого не чувствует?
Эриксон: Гм. Помните, как мы говорили в 1945 году? Когда мы шли к парикмахеру, мы просили его: «Ну-ка, взгляните на меня быстренько».
Росси: Вы имеете в виду подготовку к любовному свиданию?
Эриксон: Когда Вы шли на свидание, Вы шли «освежиться». Так тогда говорили.
Росси: А когда девушка перед выходом «наводила красоту», то она «освежалась». Вы произнесли слово «любовь», и у клиентки возникли подсознательные любовные ассоциации. Вы с этим согласны?
Эриксон: Да.
Росси: Опять мы сталкиваемся с эффектом многоуровневых сообщений.
Эриксон: И клиентка это понимает. Как Вы верно отметили, слово «освежиться» относилось к той ситуации, когда женщина прихорашивалась. Выражение «привести себя в порядок» стало употребляться значительно позже.
Росси: Поэтому мы всегда должны быть в курсе современного слэнга.
Эриксон: Обратите внимание на мой вопрос: «Не хотите ли сигарету?»
Росси: Что имеется в виду?
Эриксон: Фаллически-оральное удовольствие.
Росси: А до того, как Вы спросили, Вы уже имели представление о том, как это может понять клиентка?
Эриксон: Конечно!
Росси: И Ваши вопросы не случайны?
Эриксон: (Эриксон отрицательно качает головой.) Росси: В любом диалоге нет ничего случайного! Эриксон: К слову о сигаретах – они были всегда под рукой, и я опять закурил. А вот в 1938 году я смотрел на них исключительно глазами ученого.
Росах: Разрешите задать Вам один вопрос. Одна моя клиентка в течение недели демонстрировала неявно выраженную психотическую симптоматику. Она считала себя величайшей грешницей в мире, если не во Вселенной. Я целую неделю пытался избавить ее от этой мании, а потом она мне сказала приблизительно следующее: что я, конечно, сделал для нее очень много, но что в моих высказываниях всегда содержался какой-то скрытый смысл; что я не был с ней откровенен и что я тайком ее гипнотизировал. Поверьте, что на сознательном уровне у меня и в мыслях этого не было! Не может ли быть так, что из-за повышенной психической возбудимости моя клиентка уловила какие-то другие уровни значений, отличающиеся от тех, которыми оперировал я? Не это ли явление мы называем «психотическим инсайтом»?
Эриксон: Именно его.
Росси: Поэтому такие пациенты совсем не сумасшедшие – они просто обнаруживают гиперчувствительность к множественным уровням значений слов. Следует обращать на этот феномен особое внимание и пытаться извлечь из него максимальную пользу.
Эриксон: Верно. Вот Вам один пример из практики: один встревоженный пациент сказал мне: «Я очень коварный – я предложил своей сестре сигарету.» Как выяснилось несколько позже, речь шла об инцесте брата с сестрой.
Росси: Его переживания, связанные с этим фактом, вылились в фразу «Я очень коварный – я предложил сестре сигарету». Напоминание о сигарете подтверждает теорию Фрейда о фаллических объектах и связанных с ними ассоциациях.
Эриксон: Только значительно раньше это сформулировала еще так называемая поэтическая теория. Суть ее сводится к тому, что вы отыскиваете среди всевозможных высказываний пациента разговорные, простонародные выражения; при этом очень часто удается восстановить истинные причины заболевания.
Вернемся к обсуждению. Клиентка далее говорит: «Скажите, пожалуйста, что это я здесь делаю?»
Росси: Что, опять сексуальный подтекст? А затем она добавляет: «Вы выглядите такими довольными и умиротворенными – все до единого».
Эриксон: А когда в конце клиентка отвечает на мой вопрос: «Не сейчас», она фактически подразумевает «да».
Росси: Но только просит дать ей отсрочку. Все ее ответы убеждают нас в том, что она абсолютно не помнит своего «трансового» прошлого – мы опять сталкиваемся с амнезией.
1.48. Сексуальный слэнг и непристойности; динамическая теория их психосоциальной эволюции
Эриксон: Мисс Дей какая-то сонная.
Мисс Дей: У меня сегодня было много работы.
Клиентка: (Клиентка тянется рукой к блокноту) Разрешите мне взглянуть на последнюю страницу. Вы знаете, что я имею в виду – Вы сами просили меня не забыть Вам напомнить.
Эриксон: Ну, и что там написано?
Клиентка: Пока не знаю. Но я точно что-то писала. Похоже на то, что здесь черт ногу сломит. (Переворачивает страницу.) Вот это да! Теперь Вы сами видите, что в этом нет ровным счетом никакого смысла. Семьдесят пять раз слово «январь» – и все по-разному!
Эриксон: И о чем это говорит?
Клиентка: Написано очень небрежно.
Эриксон: А Вам не хотелось бы понять, как именно Вы это писали – только давайте немного подождем, чтобы хоть немного Вас заинтересовать. Наверное, для того, чтобы разобраться, Вам потребуется бумага и карандаш.
Клиентка: Да, нет ничего удивительного, что все жалуются на мой почерк. Обычно я так ужасно пишу, когда хочу спать. Похоже, что это написано левой рукой.
Эриксон: А
Клиентка: Точно не знаю. Здесь так все перепутано.
Эриксон: А Вы умеете писать левой рукой?
Клиентка: Пробовала пару раз, но получилось что-то непонятное. Но это явно написано левой рукой.
Эриксон: Это Ваше последнее слово?
Клиентка: Честно говоря, Вы меня затрахали'.
Эриксон: Клиентка признает, что писала левой рукой ("Похоже, что это написано левой рукой!), а я ее спрашиваю: «А какой именно?»
Росси. Что это за странный вопрос?
Эриксон: Просто существует большая разница между левой рукой в активном состоянии и левой рукой в состоянии транса.
Росси: И поэтому слова должны быть написаны по-разному, в зависимости от состояния клиентки.
Эриксон: (Эриксон обращает наше внимание на выражение «I get humps on the r's», где слово «hump» приобретает совершенно неожиданный смысл.) Оно употреблялось в весьма своеобразной ситуации.
Росси: Вы хотите сказать, что здесь имеется в виду сексуальная близость?
Эриксон: Гм.
Росси: Что-то с трудом верится.
Эриксон: Но слэнг так изменился с тех пор!
Росси: Сейчас не принято употреблять слово «бугор», оно какое-то вульгарное.
Эриксон: О, да! (И Эриксон игриво перечисляет некоторые другие, уже вышедшие из обихода слэнговые выражения для обозначения полового акта.)
Росси: По мере того как сексуальный слэнг популяризируется, он становится все более и более вульгарным. И поэтому приходится изобретать новые, более «приличные», но тем не менее тоже слегка возбуждающие слэнговые сексуальные обороты.
Росси:[В 1987] Эти замечания легли в основу новой интересной теории о функциях слэнга. Слэнг по сути своей – это такие лингвистические новообразования, которые придают нашим словам совершенно новый оттенок и освобождают их от груза неприятных воспоминаний. С другой стороны, непристойности начинают атаку ассоциативной структуры слушателя – они полностью сбивают его с толку, и тот, кто произносит неприятности, получает полную свободу действия. Слэнг начинается с робкой попытки наиболее адекватно выразить социально запретное действие. Однако, возникнув, он принимает на себя весь груз негативных ассоциаций, которые общество связывает с этим запретным действием – и слэнг перерастает в вульгарность – или более того, в непристойность. Непристойность выполняет совершенно другую социальную функцию: она нужна для того, чтобы сломать имеющуюся психологическую защиту. Но постепенно вырабатываются новые способы противостояния, непристойность теряет свою разрушительную силу и умирает естественной лингвистической смертью, превращаясь в архаизм.
Такова в общих чертах психосоциальная теория эволюции слэнга и непристойности. Это процесс психологический, поскольку он связан с ассоциативной структурой каждого индивида; это процесс социальный – поскольку он заключается в перенесении эмоциональных зарядов от одного человека (или группы) к другому (к другой). Сама же теория эволюции слэнга вытекает из более глобальной теории о возникновении лингвистичеких новообразований вообще, об их трансформациях, эволюции и замене их другими такими же новообразованиями. К языку нельзя относиться только как к статичному средству общения. Он изменяется – и эти изменения свидетельствуют об эволюции сознания и его постоянной борьбе с ограничениями и принуждениями прошлого.
1.49. Как по сексуальным ассоциациям предсказать будущее; как незаметно ввести пациента в гипнотический транс, обращая его внимание на расположение предметов; ассоциативный слэнг
Эриксон: Покажите мне, пожалуйста, то, что безусловно написано левой рукой.
Клиентка: Думаю, что это, но не могу поклясться. Я не ошиблась?
Эриксон: Укажите мне, пожалуйста, на это слово – только мне бы хотелось, чтобы Вы были абсолютно уверены в своей правоте. А когда Вы это сделаете – Вы внезапно обнаружите что-то еще.
Клиентка: (Держит в левой руке сигарету) Опять что-то под знаком X?
Эриксон: X всегда обозначает неизвестное.
Клиентка: Я добилась его.
Эриксон: Кого – его? Клиентка: Незнакомца.
Эриксон: Вам нравится мой карандаш?
Клиентка: (Обменивается с Эриксоном карандашами) Очень приличный карандаш. Я буду его втыкать во все подряд.
Эриксон: (Держит в левой руке сигарету) «Опять что-то под знаком X?»
Росси: И сигарета, и X вызывают определенные сексуальные ассоциации?
Эриксон: X вызывает мысли о поцелуе.
Росси: Следовательно, все сексуальные ассоциации возникли чисто подсознательно? Вы проверяли это как-нибудь?
Эриксон: Вот теперь я точно знаю, что у нашей клиентки была амурная история. «Опять что-то под знаком X. – X обозначает неизвестное. – Я добилась его. Кого – его? – Незнакомца.» Потом я спрашиваю: «Вам нравится мой карандаш?», обмениваюсь с ней карандашами, и она отвечает: «Это очень приличный карандаш».
Росси: Ваш вопрос о карандаше нужен для того, чтобы расставить сексуальные акценты?
Эриксон: Мне это нужно для того, чтобы продолжить гипноз клиентки – и чтобы она этого не поняла… Росси: [В 1987] Здесь Эриксон объясняет нам, как он использует сексуальный слэнг, относящийся к определенному расположению предметов (сигареты, карандаша); как он с помощью этого слэнга вызывает у клиентки определенные цепочки ассоциаций и погружает ее в транс.
1.50. Клиентка пишет слова справа налево и вверх ногами: исследование работы левого и правого полушарий мозга с помощью словесных ассоциаций; формирование установки на обучение как сущность метода Эриксона
Эриксон: Почему Вы взяли только один карандаш?
Клиентка: С двумя у меня будет уж слишком глупый вид. Я буду походить на фокусника. (Держит два карандаша) Мне кажется, что я писала ими двумя одновременно.