Человек из грязи, нежности и света
Шрифт:
В свою очередь, дядя Абрам с Ритой приняли летчика Юшкина за китайца, поскольку на вертолете были нарисованы китайские иероглифы, а мать у Якова Юшкина была чукчей.
Поэтому свою операцию по захвату вертолета дядя Абрам с Ритой решили провести молча.
Про себя они подумали, что летчик все равно их не поймет, а так они своим молчанием больше нагонят на него страха.
Подойдя к вертолету, дядя Абрам развязал Якову Юшкину руки, но тут же набросил ему на шею удавку из лианы, отчего летчик был теперь весь в его
Ужаснувшись наброшенной на него удавке, Юшкин и думать забыл про Эскина, и как только дядя Абрам усадил его за штурвал, сев рядом с ним и взмахнул ему рукой, показывая на приборную доску, и когда Рита с ребенком захлопнула дверь, он тут же поднял вертолет в воздух и полетел, дико вращая глазами.
«Главное, до своих добраться, – подумал Юшкин, – а там уже не они, а мы их сами слопаем!»
– Сволочь! – заорал Эскин, задирая кверху голову, думая, что пьяный летчик специально бросил его одного на необитаемом острове, а когда вертолет исчез из его глаз, Эскин упал в заросли густой тропической травы и зарыдал.
– Неужели я повторю путь своего отца? – прошептал он сам себе сквозь слезы.
Его слова были пророческими, ибо на этом острове он, как и его приемный отец дядя Абрам, провел тоже четыре тоскливых месяца.
Глава 75. Иногда человек светится изнутри как драгоценный камень
– Египетская сила! – заорал Яков Юшкин. – Что же вы раньше-то со мной не заговорили?!
– А мы побоялись, что вы нас не испугаетесь, – смущенно пробормотал дядя Абрам.
– А потом вы так здорово на китайца похожи! – нахально засмеялась Рита, укачивая плачущую малышку, хотя вертолет и без того так качало и трясло, что она могла бы этого не делать.
– Ну и дела, – вздохнул дядя Абрам, открывая себе и летчику по бутылке пива, – выходит, я собственного сына, который прилетел спасать меня, кинул на этом злополучном острове.
– Не такой уж он и злополучный, если у нас там Анютка родилась, – улыбнулась Рита.
– Да уж, это точно, – кивнул головой дядя Абрам.
– Нет бы, вам пораньше заматериться! – посетовал Юшкин.
– А вам бы пораньше на штурвал сблевануть, – усмехнулся дядя Абрам.
– Жизнь такая штука, что как ни мудри, мудрым не станешь, – хихикнул Юшкин.
– Или как ни крути, крутым не станешь, – пошутил дядя Абрам, поглядывая на штурвал, за которым держался Юшкин.
– А может, назад за Левой вернемся?! – спросила Рита.
– Но я же сказал, что нам не хватит топлива! Прилетим, заправимся, тогда уж и вернемся! А эти повязки на бедрах, из какого зверя сделаны?! – полюбопытствовал Юшкин.
– Из кролика, – с неохотой ответил дядя Абрам.
– Надо же, – удивился Юшкин, – а я думал из какого-нибудь экзотического зверя!
– Какой-нибудь экзотический зверь нас и сам бы съел, – пошутила Рита.
– И как же вы
Дядя Абрам с Ритой смущенно переглянулись и промолчали, им явно не хотелось рассказывать этому малознакомому летчику, как Рита впала в депрессию, и, наверное, до сих пор бы пребывала в ней, если бы однажды ее не укусила за ногу какая-то ядовитая змея.
От ее укуса Рита даже чуть не умерла, она билась в лихорадке, у нее был сильный жар, и разумеется, что ее молоком было опасно кормить дочку. Тогда дядя Абрам в скорлупе из кокоса истолок земляной орех арахис, добавил туда мякоть банана, замешал, превратил все это в кашу, залил кашу водой и получил питательную смесь для ребенка.
Три дня Рита находилась между жизнью и смертью. Дядя Абрам сразу же отсосал из ее ранки яд, но видно какая-то часть яда уже попала в кровь.
Дядя Абрам как в каком-то помешательстве бегал между плачущей малышкой и умирающей женой, но через три дня Боги сжалились над ними, и Рита исцелилась сама, а может благодаря отвару змееголовника, которым дядя Абрам отпаивал ее каждый день.
Еще он в этот отвар добавлял уголь пальмового дерева, конечно, он не был таким пористым, как березовый, но все равно освобождал зараженное тело Риты от ядов.
Однако больше всего дядю Абрама обрадовало то, что не исчезло молоко.
– Вы так молчите, будто там целую Вечность уже прожили, – хитро заметил Юшкин.
– Что ж, иногда действительно человеку за жизнь отпущено так много, что он становится равным самому Господу Богу, – призадумался, вздыхая, дядя Абрам.
– Богу?! – со смехом переспросил Юшкин.
– Ему самому, – серьезно ответил дядя Абрам.
– Не спорьте с моим мужем, он очень умный! – улыбнулась Рита.
– А я и не спорю, – стушевался Юшкин. Он до сих пор побаивался дядю Абрама, особенно его копья с окровавленным наконечником, и поэтому за все время их разговора не произнес ни одного матерного слова.
– А еще я думаю, – сказал дядя Абрам, – а впрочем, чего тут думать о жизни наших детей! – и с улыбкой поглядел на улыбающуюся Риту и на спящую дочку.
– А вы верите в Бога?! – спросил его Юшкин.
– Верить надо во все! Это поможет прочувствовать всю Вселенную до ее мельчайших подробностей! Ибо о чем помыслит человек, все будет, – дядя Абрам сначала выпил пива, а затем уже и вздохнул.
Рита смеялась как звонкий колокольчик, она не была такой умной, как дядя Абрам, она просто радовалась звучанию его слегка приглушенного шумом вертолета голоса, а еще она думала о том, что все в их жизни будет хорошо.
Так, когда после черной полосы жизни наступает белая, человек весь светится изнутри как драгоценный камень и порою этот свет ослепляет других, и помогает другим выжить в самый нелегкий час…