Человек из грязи, нежности и света
Шрифт:
Всею душою он утопал в этих мгновениях, как и они, постоянно влекущие его, манящие к себе, как два божественных магнита.
Как улитка в раковине, закрылись они в своем доме и уже не откликались ни на звонки, ни на телефонные, ни на дверные, их как будто не стало, они жили друг другом, находя в этом незабываемое наслаждение, и уже боялись его потерять, и поэтому с безумным нахальством они прекратили существование для всех остальных, даже в промежутках между соитиями они вслушивались в частые звонки и пиликанье как в голоса другой неведомой Вселенной.
Из опыта
Нельзя было так долго и безнаказанно любить друг друга, получая одно только наслаждение! Эскин начал бояться своего счастья. Оно было настолько неправдоподобным, что он все чаще немел от восторга.
Так в повседневной жизни он захлебывался восторгом, в интимной – оргазмом, а другой жизни для него попросту не существовало.
«И почему любовь засасывает как пылесос, – задумался Эскин, – ведь я даже не думаю о своем потерявшемся отце. Выходит, я – не сын, а свин!»
Эскину в этот момент стало так грустно, что он решил ограничить себя в любовных наслаждениях, а заодно и остановить своих женщин, и вообще кинуться на поиски отца, его дорогого дяди Абрама.
Даже священные книги намекали на возможность их будущей встречи.
– А Любовь?! – спросил мысленно Эскин.
– Любовь засасывает как пылесос, – ответил он сам себе.
В это время Лулу предложила убрать их квартиру пылесосом.
И тогда Эскин спросил Аллу и Лулу: Почему любовь засасывает как пылесос?!
На это вопрос ответила Алла. Она сказала, что любое человеческое существо сродни мусору, а поэтому его все время куда-то засасывает!
Ответ Аллы вызвал улыбку и у Лулу, и у Эскина, хотя где-то в глубине души он давал себе клятвенное обещание – завтра же опять начать поиски своего отца.
Глава 71. Любовь – это божественное ощущение всей Вселенной!
Совсем неожиданно дядя Абрам сроднился с полицейской дубинкой, когда убил ею выбежавшего из норы кролика. Эту солидную полицейскую дубинку он обнаружил, когда они с Ритой бродили по берегу моря в поисках добычи.
Совсем недавно им удалось наловить крабов и быстро зажарить их на костре.
К счастью, у Риты осталась в одном из карманов зажигалка, которой они теперь и пользовались для разжигания костра.
Шкурку с кролика дядя Абрам снимал с помощью заостренных краев раковины моллюска очень похожего на мидию, но только с более массивной раковиной, которая была размером с голову самого дяди Абрама.
Кролик, которого они зажарили на костре, казался им просто райским кушаньем. Это был очень здоровый и толстый самец. Из его шкурки дядя Абрам даже соорудил себе что-то вроде набедренной повязки, потому что его штаны уже окончательно изорвались, когда он преследовал продюсера.
Про себя Рита решила никогда не рассказывать о своем изнасиловании продюсером.
Причем, с одной стороны она очень боялась потерять дядю Абрама, с другой – очень любила и жалела его.
Поскольку
Перед тем как съесть очередную порцию каши, которую они ели руками, дядя Абрам, взяв в руку горсть каши, говорил речь, что-то вроде тоста. Причем каждый раз он открывал для Риты что-то новое.
На этот раз его речь была необыкновенно осмысленной и грустной: «Лет через двадцать меня не будет, может позже, может раньше. Имеет ли для нас с тобой значение наша любовь, если мы ощущаем временный и преходящий характер всего земного?!
Думаю, что имеет! Я всегда думал, что жизнь имеет смысл, только это зависит от нас, сколько мы в нее вложим силы и смысла! Чем больше я люблю тебя, дорогая Рита, тем больше смысла я нахожу в своей жизни.
Просто на вопрос жизни и смерти любовь отвечает сама собой! Ее ценность в том, что мы с тобой можем соединиться в единое целое, и мы уже соединились, и как живой результат этого соединения будет наш ребенок, который пока еще гостит в твоем драгоценном животике!» – дядя Абрам приложил свое ухо к ее животу и услышал характерные удары.
Ребенок как будто услышал его речь и сильно разволновался. От счастья на глазах у дяди Абрама появились слезы.
– Вопреки всему, Любовь – самое божественное ощущение Вселенной, – прошептал он, целуя Риту.
Он уже боялся овладевать Ритой, чувствуя, как быстро вырос ее живот, и как стремительно приближаются роды. Рита, наоборот, уговаривала его совокупиться, но дядя Абрам был неумолим.
– Да, как я могу, – говорил он, – ребенок уже все чувствует и слышит! Видишь, как он разволновался, когда услышал мои слова о Любви, и о нем!
– Ты просто мой глупенький мальчик, – засмеялась Рита и уткнулась носиком в его грудь.
Дядя Абрам очень страстно желал Риту, а когда она проглотила его мгновенно выросшее удилище, он вообще готов был выть волком, но ребенок, его крошечный, еще невидимый, но уже изо всех сил колотящийся в околоплодных водах ребенок уже не давал ему возможности войти в свою божественную Риту.
А Рита уже улыбалась, наглотавшись его семени, она светилась как луна, задумчиво и таинственно, вся в ожидании невидимого ребенка, и у дяди Абрама тут же возникло параллельное видение этого мира, в котором он и видит, и осязает их нерожденного малыша, а поэтому так и противится совокуплению.
– Ты очень жестокий, – всхлипнула Рита сквозь прекрасную улыбку.
– Может быть, – вздохнул дядя Абрам.
– Но я все равно тебя люблю!
– И я тебя тоже люблю! – встрепенулся дядя Абрам.
– Какой же ты смешной! – ее слезы уже высохли.
– Для меня стала главным простота и нежность наших отношений, – задумался дядя Абрам, – ведь, подумай сама, нам с тобой ничего абсолютно не мешает! Ни цивилизация, никакие имущественные отношения, никакие люди, которые дотрагиваются до нас своими грязными руками! – На этих словах дяди Абрама Рита вздрогнула.