Человек из Лондона
Шрифт:
— Уходишь? — спросила Камелия.
— Ухожу.
Он снова поглядел на воду у набережной и стал в раздумье подниматься по лестнице. При любых обстоятельствах тело искать бесполезно: человек мертв, это точно. А тот, другой, наверняка уже далеко.
Малуэн посмотрел на пульт сигнализации и открыл третий путь, который запросили для товарных вагонов.
К «Мулен-Руж» подкатило такси, вышли какие-то два весельчака.
— В конце концов, меня это не касается, — проговорил Малуэн вслух.
Он подбросил угля в печку и допил остатки кофе. наступила
Ветер дул с запада, небо было ясное, через час осядет изморось. Делать было нечего, смотреть не на что, пока не откроется рыбный рынок, который оживает затемно и закрывается днем.
«Он убил, чтобы одному завладеть чемоданом, а в результате остался на бобах», — подумал Малуэн.
Что же находилось в чемодане? Из-за пустяков не убивают.
Наступил отлив. Через час глубина воды у берега составит еле три метра, а то и меньше, как обычно бывает в полнолуние. Малуэн нахмурился, наморщил нос, почесал висок и вздохнул. Все эти привычки приобретаешь, когда часами находишься в одиночестве: гримасничаешь, жестикулируешь, мычишь, время от времени бормочешь какие-то слова.
— А почему бы и нет?
Холодно, конечно. Но игра стоит свеч…
Малуэн расхаживал по своей клетке, споря с самим собой. Наконец быстро спустился по железной лестнице и направился к набережной.
— Была не была! — еще раз проворчал он.
Он снял ботинки, пиджак, глянул на затихшее английское судно и нырнул. До железной дороги Малуэн рыбачил на траулере. А потом пять лет отслужил на флоте.
Он нырнул раз, второй, третий. Руки его напряженно прощупывали теплую донную тину. В четвертый раз он нащупал старый стальной кабель. И лишь на пятый, когда им уже стал овладевать страх, наткнулся на чемодан.
И тогда его охватила паника. Он сожалел о том, что сделал. Что будет, если его застанут? Он схватил пиджак и пустился бежать, забыв на набережной ботинки.
Никогда еще он не поднимался по железной лестнице так быстро. Из чемодана текла вода. С Малуэна — тоже. Но в шкафу у него лежала рабочая одежда, и он переоделся, то и дело с опаской поглядывая на чемодан, который даже не открыл. За ботинками пришлось снова спуститься. К себе в будку он вернулся в тот момент, когда закрывался «Мулен-Руж».
Камелия вышла последней, посмотрела в его сторону, чтобы удостовериться, что этой ночью она и вправду ему не нужна. А он в это время бормотал:
— Что же дальше-то делать?
Открыть чемодан, конечно! От этого не уйти.
Если снести находку в полицию, там его поведение сочтут непонятным; к тому же в чемодане, может, и нет ничего, кроме контрабандного табака.
Чемодан даже не был заперт на ключ, и когда Малуэн поднял крышку, он сперва увидел что-то мягкое, мокрое — бесформенную кучу тряпья. Чтобы удостовериться, что ничего другого там нет, Малуэн поворошил и вытащил банкноты.
Первая реакция его была такой же, как в тот момент, когда было совершено преступление: он ничего не почувствовал и лишь тупо уставился на кучу слипшихся от влаги белых
Малуэну и раньше доводилось видеть десятифунтовые билеты. У него лежало в сберегательной кассе больше пяти тысяч франков, и дом тоже принадлежал ему.
Но здесь речь шла не о десятке или полусотне банкнот, не о пустяке. Перед ним лежал целый чемодан денег. Фантастическая сумма!
Малуэн, осматриваясь вокруг, обошел свою клетку.
Море посветлело. По ту сторону набережной, у рыбного рынка, остановилось несколько грузчиков и легковушек, засветились окна двух бистро.
Он отодвинулся от груды банкнот и, словно у него не было более срочного дела, вылил из чемодана воду и поставил его сушиться под огнем. Затем развесил на стуле мокрые брюки и закурил трубку.
— Может, тут даже миллион, — промолвил он вполголоса.
Присев к столу, Малуэн принялся считать купюры, откладывая десятифунтовые в одну сторону, пятифунтовые — в другую. Потом, обмакнув ручку в фиолетовые чернила, перемножил цифры, сложил, и получилась в пересчете на франки сумма в пятьсот сорок тысяч.
Вот оно что! Всего-навсего пятьсот сорок тысяч франков. Малуэн уже свыкся с мыслью и, как будто всю жизнь занимался такими делами, разложил деньги по пачкам, завернул в оберточную бумагу, уложил в чемодан и спрятал его в свой шкафчик.
Стрелочников было трое, и каждый имел шкафчик для личного пользования.
— Ну и дела! — проронил Малуэн, невольно улыбаясь.
И все же ему было малость не по себе. Он даже в мыслях боялся строить какие-нибудь планы и признаться себе, что считает деньги своими. Он снова подошел к стеклянной стенке будки. Светало. Двое мужчин беседовали по ту сторону гавани и привлекли его внимание. Один из них, рыбак Батист, имел привычку расставлять удочки в самом порту и вдоль причалов.
Его шлюпка, окрашенная в зеленый цвет, называлась «Благодать божья».
Собеседник Батиста был в бежевом плаще, высокий и худой. Да это же убийца! Видно, ночью ему было не до сна и он бродил по городу.
Что это он говорит Батисту, поглядывая на зеленую шлюпку? Неужели осмелится нанять рыбака и вместе с ним прощупать багром дно гавани?
Сам не зная почему, Малуэн улыбнулся. Разговор батиста с незнакомцем не произвел на него никакого впечатления. Рыбак отплыл один, чтобы снять свои удочки, а тот, другой, наблюдал за ним с набережной, то и дело дуя на окоченевшие пальцы.
Прошел еще час, взошло солнце, и светло-зеленая поверхность моря заискрилась, словно рыбья чешуя. В доме Малуэна на втором этаже открылось окно. Жена готовила завтрак сыну, который отправлялся в школу в половине восьмого.
Мост переходил мужчина, и Малуэн знал, что это идет его сменщик.
Все было как всегда. Человек в бежевом плаще то расхаживал вдоль набережной, то возвращался на старое место, неотрывно следя за прилегающей частью гавани и шлюпкой Батиста.
На английском судне матросы, поливая из шланга палубу, бегали босиком по мокрым доскам.