Человек из пустыни
Шрифт:
— Вынужден ответить отказом, ваше величество, — сказал Эсгин, холодея и внутренне сжимаясь, как пружина. — Я должен воздерживаться.
— Вздор, детка.
Раданайт развернул его к себе лицом и страстно приник к его губам. В веренице кратких, торопливых встреч, давно ставших обыденностью, Эсгин уже и забыл, как нежно он умел целовать: в последнее время Раданайт ограничивался быстрым чмоком, да и то не всегда. На несколько мгновений Эсгин забылся, но, в общем, устоял. Отстранившись, он сказал:
— Простите, ваше величество… Я уже
Взгляд Раданайта был хлёсток, как пощёчина. Эсгин обмер и зажмурился, ожидая чего-нибудь страшного, но ничего не произошло. Не выдержав взгляда короля, он отвернулся: ему вдруг стало дурно. Охваченный внезапным приступом головокружения, он опустился на диванчик, а Раданайт стоял, держа руки в карманах и не сводя с Эсгина страшного взгляда.
— Вы же не опуститесь до насилия, ваше величество, — пробормотал Эсгин умоляюще.
Лакированные сапоги Раданайта прошлись по кабинету, остановились вдалеке от Эсгина.
— Разве я когда-нибудь брал тебя силой? — пророкотал незнакомый голос, шедший как будто из-под облаков. — Не бойся, я не трону тебя. Ты разлюбил меня… Что ж, против этого я бессилен и удерживать тебя не стану, хоть мне и больно… невыносимо больно тебя терять. Но ничего не поделаешь. Как-нибудь переживу.
Раданайт стал холодным и чужим, как будто вокруг него воздвиглась невидимая стена, отгородившая его от Эсгина. В руках у него откуда-то взялось заявление Эсгина об уходе. Прозрачный листок захрустел, разрываемый пополам.
— Сделаем так, — сказал король. — Ты не увольняешься, а уходишь в декретный отпуск. Я переведу на твой счёт сумму, достаточную для твоих нужд — твоих и ребёнка… Чтоб ты не считал меня таким уж беспринципным мерзавцем. Свою личную жизнь ты можешь устраивать как тебе угодно, но по истечении положенного срока отпуска изволь выйти на службу. Если тебе угодно породниться с садовником — изволь, но не забывай о том, что ты Райвенн. В нашей семье все служили Альтерии и достигали высот, и ни один Райвенн не позволял себе быть балластом общества. Ступай… Не забудь оформить пособие. Чтобы всё было как полагается. Ты всё-таки состоишь на государственной службе, и соцпакета никто не отменял.
И король повернулся к Эсгину спиной, давая понять, что разговор окончен. Он не шевельнул и пальцем, чтобы помочь Эсгину встать, не проявив к его внезапной слабости ни сочувствия, ни понимания, как будто вовсе не заметив её. Пошатываясь и держась за стены, Эсгин покинул библиотеку.
Он зашёл в комнату отдыха и прилёг там. Почувствовав себя лучше, остаток дня он посвятил улаживанию формальностей, связанных с уходом в отпуск. Победителем он себя не чувствовал. Рука Раданайта всегда была сверху, независимо от того, был ли он прав или нет. Наверно, благодаря этому своему свойству он и добился того, что все стали называть его «ваше величество». Приехав к себе в квартиру, Эсгин собрал кое-какие вещи и заказал билет до Кайанчитума, гадая, правдой ли было заявление Раданайта о том, что он собирается обзавестись спутником. Может быть, это был ход для улучшения имиджа накануне очередных выборов? Семейный человек всегда смотрится выигрышнее холостяка. Впрочем, теперь это было неважно. Их пути расходились, пусть и на время, и Эсгин решил не думать о Раданайте: если уж ампутировать поражённую гангреной часть души, то делать это нужно было
В Кайанчитум он прилетел в девять вечера. Погода была не по-весеннему холодная, летел мокрый снег, а резкий ветер неприятно пронизывал до костей. У Эсгина, одетого по тёплой и мягкой погоде Кабердрайка, зуб на зуб не попадал от холода, и он изрядно намёрзся, пока добрался до родительского дома. Его встретил Криар — поседевший и постаревший, но по-прежнему бодрый и прямой, как стрела. У него не изменилась даже причёска, только волосы стали белыми, как снег. Увидев Эсгина, он так обрадовался, что позабыл свои чопорные манеры, всплеснув руками и воскликнув:
— Господин Эсгин! Какая радость! Вы приехали!
— Привет, старина, — улыбнулся Эсгин. — Ты, я вижу, по-прежнему на своём посту. Держишься молодцом.
— Стараюсь, как могу, — с тихим смешком ответил Криар. — Надолго ли вы приехали, сударь?
— Надолго, Криар, — ответил Эсгин. — Ещё успею вам надоесть.
— Да как же вы можете надоесть, деточка! — воскликнул Криар. — Значит, надолго? Это хорошо, это славно… Как давно вас не было дома, как мы по вас соскучились!
— И я тоже соскучился, — улыбнулся Эсгин. — Я рад быть дома. Только здесь у нас что-то холодновато.
— Да, похолодало, — согласился Криар. — Весна привередничает. Вы, я вижу, продрогли, мой милый. Не желаете ли горячего асаля?
— Да, чашка асаля и тёплый плед — то, что мне сейчас нужно, — проговорил Эсгин, поёживаясь.
То и другое было незамедлительно ему подано. Уютно устроившись в маленькой гостиной, он пил маленькими глотками горячий сладкий асаль, с наслаждением ощущая его вкус и аромат, к которым он привык с детства: такого особенного асаля, как ему казалось, он не пробовал больше нигде. Криар стоял рядом и не мог на него налюбоваться. Обводя взглядом гостиную, Эсгин проговорил задумчиво:
— У нас всё по-прежнему. Ничего не изменилось. Как хорошо!
Ему действительно было хорошо. Он не был дома уже лет пять, и при виде неизменной, привычной домашней обстановки его наполнило чувство тихого, умиротворённого счастья. Он как будто вернулся в беспечное детство, когда у него ещё не было ни ответственной службы, ни связанных с ней забот, а Раданайт был только именем на устах и фигурой на экране телевизора, ещё не успев войти в его жизнь, его душу и тело. Каким-то чудесным образом Эсгин перенёсся в это счастливое время, когда он рос, окружённый родительской любовью, и никакие печали ещё не омрачали ему жизни; свершилось какое-то волшебство, и он никак не мог опомниться — да впрочем, и не хотел. Ему не хотелось, чтобы это чудо рассеивалось.
— Что же это я! — спохватился вдруг Криар. — Совсем обезумел от радости и забыл, что надо доложить милорду и господину Альмагиру, что вы приехали. То-то они обрадуются!
Но в этом уже не было надобности: в дверях гостиной показался отец.
— Что же ты не предупредил, что приезжаешь, дорогой? — воскликнул он, садясь рядом с Эсгином и не сводя с него сияющих нежностью глаз.
Эсгин выпростал руку из-под пледа и протянул её отцу.