Человек из пустыни
Шрифт:
Лейлору показалось, что щит искусного самообладания, которым прикрывался отец, готов был вот-вот треснуть: его глаза сверкнули, а губы дрогнули. Король добавил:
— Мы с Лейлором уже обменялись словами обручения, и осталось только получить твоё согласие, Джим. За этим я и приехал.
— Полагаю, здесь нужна пауза, — проговорил отец.
Когда он протягивал руку к графину с маилем, Лейлор не мог не заметить, что его пальцы слегка дрожали. Раданайт сказал:
— Мне паузы не нужны, но изволь. У вас отличный маиль,
Свою рюмку отец выпил залпом и пригласил:
— Давайте присядем, ваше величество. Этот вопрос не из тех, какие можно решать с наскока. Лейлор, не мог бы ты выйти? Мне нужно сказать его величеству несколько слов с глазу на глаз.
Лейлор вопросительно посмотрел на Раданайта, и тот сказал:
— Иди, милый, если твоему отцу так угодно. Хотя я не вижу в этом надобности.
Лейлору очень хотелось присутствовать при разговоре, но он был вынужден повиноваться. Оставшись наедине с Раданайтом, Джим несколько мгновений молчал, катая по скатерти спелый чедал. Для того чтобы скрыть накатившуюся на него слабость, он сел и отправил в рот конфету. Нельзя терять лица, думал он, нельзя давать слабину. Раданайт, не притрагиваясь к сладкому и фруктам, сам налил себе ещё одну рюмку маиля и выпил. Наконец Джим поднял на него глаза.
— Что это значит, ваше величество? Зачем вам понадобился мой сын? — спросил он.
— Затем, что я люблю его, — ответил Раданайт.
— Его здесь нет, можете говорить правду, — сказал Джим холодно. — Вы хотите досадить мне?
Раданайт удивлённо двинул бровями.
— С чего ты это взял? Зачем мне досаждать тебе?
Джим молчал, ожесточённо стискивая челюсти и крутя на скатерти чедал. Положив одну ногу в сверкающем сапоге на другую, Раданайт проговорил:
— Я понимаю, что ты подразумеваешь. С тех пор прошло много времени, многое изменилось, в том числе и мы сами. Если ты думаешь, что я всё ещё страдаю из-за твоего отказа, то ты ошибаешься. Я нашёл в себе силы жить дальше — без тебя. Некоторое время рана кровоточила, но рано или поздно она должна была зажить. И она зажила. Я пережил это. Я работал, и работал чертовски много, чтобы достигнуть того, чего я достиг. Я не сожалею ни о чём и тебе не советую сожалеть.
— Я не верю, — сказал Джим, накрывая чедал рукой. — Не верю, что с вашей стороны имеет место любовь. Вы просто обольстили моего сына, воспользовавшись его юностью и неопытностью.
Глаза Раданайта колюче сверкнули, но он взял себя в руки.
— Если бы я просто обольстил его, как ты выражаешься, то зачем бы мне было приходить сюда и спрашивать твоего согласия на брак? — возразил он терпеливо. И добавил с усмешкой: — Может быть, тебе просто досадно, что я больше не страдаю по тебе?
Эти слова впились под сердце Джиму, как раскалённое железо. Потеряв самообладание, он вскочил и швырнул чедал в стену. Сочный фрукт лопнул и оставил на стене пятно сока.
— Вы выбрали именно моего сына! — вскричал Джим. — Почему именно его, а не кого-то другого?
Раданайт остался сидеть, не двинув и бровью.
— А почему ты выбрал
Джим опустился на своё место, бледный, с прямой окаменевшей спиной. Раданайт взял с блюда красивый, румяный чедал и впился в его бок белыми зубами.
Лейлор слонялся по дому, изнывая от нетерпения. Зайдя в библиотеку, он увидел там Серино, увлечённо набиравшего на своём ноутбуке какой-то текст. Преисполненный уважения к его учёному труду, Лейлор хотел потихоньку уйти, чтобы не мешать ему, но Серино, не отрывая взгляда от светового экрана, сказал:
— Погоди, малыш, не уходи… Сейчас, только допишу вот это. — Он дописал, поставил точку и поднял взгляд на Лейлора. — Я слышал, к нам кто-то приехал. В окно я видел три флаера очень внушительного вида. Что у нас за гости?
— Король, — ответил Лейлор.
— Король? — удивился Серино, поднимаясь на ноги. — Для чего его величество пожаловал к нам на ночь глядя?
Лейлор улыбнулся, облокотившись на край тумбы с каталогом.
— Он приехал просить моей руки.
Серино сначала улыбнулся, потом нахмурился.
— Ты что, шутишь?
— Нет, — покачал головой Лейлор. — Я же говорил, что ты упадёшь, когда узнаешь, кто мой избранник. Они сейчас с папой разговаривают, а меня зачем-то выставили.
— Пойду, выражу королю своё почтение, — сказал Серино. — И заодно узнаю, правда ли то, что ты говоришь.
— Правда, правда, — засмеялся ему вслед Лейлор.
Опять оставшись один, он затосковал. Это ожидание сводило с ума, ноги сами сворачивали назад, в банкетный зал, но Лейлор говорил себе: «Терпение». Погуляв по дому, он вышел в сад, чтобы вдохнуть весеннего воздуха, но этот воздух неожиданно оказался не по-весеннему холодным: изо рта вырывался при дыхании белый пар. Весь сад был окутан густым туманом, а деревья были упакованы в коконы из прозрачной тонкой плёнки, закреплённой внизу вокруг ствола липкой лентой. Садовника Йорна Лейлор застал за странным занятием: взобравшись на лестницу, тот держал над верхушкой дерева какой-то инструмент на длинной, как у граблей, ручке, и из него широким радиусом вниз и в стороны вылетела эта плёнка, опутав крону дерева, словно кокон.
— Что это ты делаешь, Йорн? — спросил Лейлор. — Для чего ты запаковываешь деревья в плёнку?
— А чтобы их морозом не прихватило, господин Лейлор, — ответил Йорн, спускаясь и собирая края плёнки, чтобы подтянуть их к стволу и закрепить. — Видите, какой туман в саду? Это не туман, а средство для местного повышения температуры воздуха. Благодаря ему под плёнкой будет тепло, и сад не замёрзнет. Уже несколько лет не было таких сильных заморозков…
Йорн собрал и укрепил плёнку вокруг ствола, и она образовала прозрачный кокон.