Человек из тени
Шрифт:
Последовала пауза, пока я направлялся к лестнице.
— Поль!
Я обернулся:
— Да, Тони?
— Удачи вам, — мягко прошептала она. — Удачи вам во всех ваших делах, кем бы вы ни были.
На улице я глубоко вздохнул и направился к центру, подумав — как было бы замечательно, если бы в войнах участвовали одни только солдаты-профессионалы, а секретные операции проводили одни только суровые, безжалостные агенты, которые вызвались добровольно. Я хладнокровно использовал ее, чтобы скрыть, что связан с Оливией Мариасси, а эта девушка поблагодарила меня, сочла хорошим парнем и пожелала удачи.
Я надеялся, что она никогда ни о чем не узнает, по крайней мере, по моей вине, но полной уверенности не было.
К гостинице меня никто «не вел», как говорим мы. Я был в этом убежден, но не осознавал всей значимости, пока не оказался в фойе, направляясь к лифту. Неожиданно для себя самого я резко остановился, и все внутри похолодело от мысли, что отнюдь не ощущал этой уверенности, когда мы пришли к Тони.
Я замер, пытаясь вспомнить и проанализировать мои реакции. Всю дорогу от «Антуана» к Тони в сознании мелькал красный свет. Вроде бы я не видел, не слышал и не ощущал ничего, заставлявшего насторожиться, но что-то мне не нравилось в этой ночи. По пути от Тони в гостиницу «Монтклер» ничего подобного я не ощущал. Вывод был логичным: если кто-то и шел за мной до Тони, то там и остался.
Самое время раскинуть мозгами — что бы это могло значить? Если и на самом деле кто-то увязался за мной, вместо того чтобы следить за Оливией, — трюк не сработал. Он заметил неестественность моих действий и решил заняться мной. А если остался с Тони, вместо того чтобы идти по моим пятам, это значило… Я не мог понять, что именно.
Настала пора как следует все обдумать и действовать взвешенно; настала пора предельной осмотрительности и тщательности в исполнении плана отступления, если это еще возможно, иначе фатальным может оказаться уже самое начало операции.
Не время считаться с черноволосыми барышнями с невы-щипанными бровями. Что же касается работы, долга, Антуанетта Вайль то ли сослужила добрую службу, то ли нет. В любом случае, что бы сейчас с ней ни происходило, меня это касаться не должно.
И тем не менее я уверил себя, что смогу что-нибудь узнать, если вернусь, — лысый одновременно не мог находиться в двух местах. Если занят с Антуанеттой, что бы это ни значило, то тогда он для Оливии опасности не представляет. А я мог бы позволить себе хоть сколько-нибудь удовлетворить любопытство или чувство ответственности за Антуанетту — понимай как знаешь. По крайней мере разберусь, что там сейчас происходит, если уж на то пошло.
Такси долго плутало по улочкам с односторонним движением, прежде чем я опять очутился у трехэтажного дома. За зашторенными окнами одной из чердачных комнат горел свет. Да, она же сказала, что рисует. Полуночное вдохновение, верно, Неожиданно осенило, но спокойнее было бы на душе, окажись окно темным, отправься она сразу же на боковую, умаявшись после напряженного вечера.
Я быстро поднялся по лестнице без каких-либо обязательных предосторожностей, просто держа руку на маленьком ноже в кармане брюк. Когда же я оказался на площадке третьего этажа и увидел, что дверь приоткрыта, то понял — слишком поздно. Я глубоко вздохнул, распахнул дверь и вошел в ярко освещенную комнату.
Она была огромной. Пространство пола огромно, а стеклянного потолка — несколько меньше. Днем, очевидно, комната освещалась сверху. Сейчас свет исходил от двух висящих лампочек без абажура. Мольберт свален. Краски, стаканы с кистями, один валяется на полу. Штабелями стоят холсты на растяжках, некоторые тоже оказались на полу. Стол, печь, холодильник, раковина, деревянные стулья, некоторые перевернуты — похоже, мебель куплена у старьевщика.
В углу
Я прикрыл за собой дверь и пересек комнату. У меня не было никакой надежды. Молчал — не надеялся, что она сможет услышать. Я положил руку ей на плечо и испугался — больше, чем положено человеку с моим опытом, — когда она шевельнулась и резко села, откидывая с лица всклокоченные волосы.
— Вы, — прошептала она. — Вы?!
— Я, — ответил я, убирая руку.
— Вы вернулись, — прошептала она. — Надеюсь, вы удовлетворены. Он хорошо справился, да? Я не знаю, что именно, но что-то вы доказали, правда? Вы должны быть довольны! Боже мой! А выглядели приятным человеком.
Чуть погодя она безучастно прикрыла грудь обрывком атласного платья, но не раньше, чем я заметил жуткие синяки. У нее был подбит глаз и рассечена губа. На подбородке запеклась кровь. Но она жива, твердил я себе. Все-таки жива.
Она облизала губы, коснувшись языком рассеченного места. Ее глаза пылали ненавистью из-под густых черных бровей.
— Вы обманщик! — вырвалось у нее. — Вы отвратительный обманщик, с вашим ножом и с поцелуем, и с мягкими уговорами. Да! Вы были хороши, просто замечательны, мистер Коркоран! Вы заставили меня вдохнуть воздух человеческой теплоты и романтики. Черт подери, у меня наворачивались слезы, когда вы уходили, спускаясь по лестнице. И тогда пришел другой — тот, ради которого вы разыграли весь этот спектакль. Попробуйте сказать, что это не так. А вам было решительно наплевать на меня, вы меня просто использовали. Все это было просто игрой, разве не так? Так вот, если вам вдруг это еще не известно — его имя Крох, Карл Крох. Он велел позвонить и сообщить вам. Вы здесь, и я передала это. А теперь — вон отсюда!
— Крох, — машинально повторил я. — Зачем ему нужно, чтобы я знал?
— Откуда мне знать?! — возмутилась она. — Вы умный, вы и разбирайтесь.
— Вам не очень больно? — спросил я.
— Я чувствую себя превосходно, — бросила она удивленно и презрительно в мою сторону. — Все в порядке. Разве по мне этого не видно? Я восхитительно себя чувствую. За мной гонялись по всей студии. Этот орангутанг швырнул меня на постель, содрал всю одежду, ему было наплевать на мое тело, словно я витринный манекен. Он изнасиловал меня, потому что это было самым противным, что только можно сделать, оставляя в живых. Он сказал, что это убедит вас, что он выполняет задание и лучше ему не мешать. Он сказал, что когда настанет время, то пошлет вас к черту и начнет действовать. Он сказал, что если у вас есть возражения, найти его легко. Он сказал, что это покажет вам, с кем вы имеете дело.
— Карл Крох, — повторил я.
— Именно так, — подтвердила она. — Настоящий одержимый подонок. И он может вернуться в любую минуту, повторить все заново, но я буду рада, что это не вы. Подумать только! Вы мне по-настоящему понравились. А вы загнали меня в эту ловушку, — она с трудом перевела дыхание. — Итак, если вы уже насмотрелись, то вон отсюда! Пожалуйста, уходите.
На последней фразе голос ей отказал.
— Вызвать доктора? — спросил я.
Она покачала головой:
— Не надо. Он задаст кучу глупых вопросов. Мне… мне уже лучше. Я вам говорила, что не так уж невинна. Мне доставалось и раньше. Может, не так сильно, но доставалось. Со мной все в порядке. Уходите, прошу вас.