Человек, который разговаривал с ангелами
Шрифт:
— Но в этом нет чего-то совсем уж нереального, — вставил я. — Человечество ведь зародилось в одной точке Земли? Где-то в Африке, да?
— Эдем был расположен в Месопотамии, — Кабайлов пожал плечами. — Широко известный факт. Кстати, даже генетики его подтвердили…
— Ну так у этого первоначального человечества был же один язык? — продолжал я гнуть свою линию. — Вот какое-то племя обезьян… мутировало, допустим, от падения уранового метеорита…
Кабайлов обидно захихикал и сказал:
— Давай все же придерживаться фактов.
— И они наплодили всех остальных! — огрызнулся я.
— Конечно! Он же долго очень жил, в Библии сказано — девятьсот тридцать лет. Читай Книгу Бытия. За этот срок о-го-го сколько можно наплодить!
— Меня радует ваше веселье, — мрачно сказал профессор.
— Профессор, ну я же серьезно! — воскликнул я. — Если человечество пошло из одного источника, то был какой-то первый язык. И когда человечество разделилось, то оно этот первый язык просто меняло, но исходя из «оригинала». И потому в этом праязыке есть… да, именно зерна! Зерна будущих языков!
— Я понимаю, — кивнул профессор. — Но вы бы знали, как смотрит нормальный ученый на человека, который изложит эту версию на полном серьезе.
— И?. — требовательно спросил Дима.
— И все-таки эта бульварная, фантастическая, популистская версия — единственная, которая хоть что-то объясняет, — признал профессор. — Ну или… вы чрезвычайно талантливые шутники.
— У меня вообще нет чувства юмора! — гордо сказал Дима. — Профессор, так вы смогли этот язык изучить?
— А что вы хотите? — внезапно спросил профессор. — Избавиться от навязчивого говорения на непонятном языке? Тогда вам к психотерапевту. Я уверен, что гипноз, лекарства, на худой конец — электрошок вам помогут!
— Или лоботомия, — ехидно вставил я.
— Нет, — гордо игнорируя меня, сказал Дима. — Я другого хочу. Понять, что именно говорю во сне. Ну… если можно научиться на этом языке говорить, то и разговаривать!
— Зачем? — всплеснул руками профессор.
— Как зачем? У меня в подсознании древнейший язык! Язык, на котором Господь разговаривал с ангелами! И не выучить его?
— Тогда я объясню вам проблему, — сказал профессор. — Вы вроде как можете и в обычном состоянии говорить, только смысла не понимаете?
Дима кивнул.
— Я прослушал то, что вы говорите, бодрствуя. Так вот, друг мой. То, что вы произносите «по заказу», — это самая обычная, банальная, скучная глоссолалия. Никакого отношения к вашему просоночному бормотанию она не имеет!
— Совсем? — жалобно спросил Дима.
— Абсолютно. Вы увлеклись, вам хочется научиться этому праязыку. И вы начинаете его изображать… как умеете. Но это… это ерунда.
— Ну а то, что я вначале говорил? — спросил Дима.
— Слишком мало материала. Будь у меня час-другой вашего монолога… а желательно еще, чтобы вам задавали вопросы,
Профессор развел руками. Дима сидел, глядя в стол, и медленно багровел. Издеваться над ним я не хотел — видно было, что ему и так несладко. Но удержаться было невозможно.
— Гляп, — сказал я. — Хлюп-барам-пам!
Дима встал и молча направился в прихожую.
— Молодой человек, попробуйте спать со включенным диктофоном! — сказал ему вслед профессор. Но Кабайлов уже выскочил за дверь. Я кинулся следом — и успел протиснуться в сдвигающиеся двери лифта. Сказал:
— Ну извини…
Дима поиграл желваками и сказал, неожиданно спокойно и убежденно:
— Извинениями не отделаешься. Сейчас заглянем в магазин… купишь бутылку коньяка.
— Хорошо, — сказал я, вспоминая, сколько у меня с собой денег.
— А я возьму пару бутылок водки… — рассуждал вслух Кабайлов. — Украинской. Закуска вроде есть… Минералочки надо.
— Ты чего? — не понял я.
— Сейчас едем ко мне, — сказал Дима. — Придется напиться. Причем выпить столько же и того же, что и в прошлый раз… Мне — придется. А ты так… компанию составишь. Потом будешь сидеть и ждать, пока я заговорю.
— А если не заговоришь?
— Завтра продолжим. Выходные впереди, два дня и три ночи.
— И утром после трехдневного запоя я пойду на работу? — уточнил я.
— Посмотрим. Надо будет — не пойдешь!
В безумии моего друга было все-таки что-то притягательное…
— Никогда не пил в научных целях, — признался я. — Только учти, на три дня такого веселья я не согласен!
Возможно, той ночью мой друг снова разговаривал с ангелами. Увы. То ли я устал после рабочей недели, то ли мы переоценили ту памятную гулянку…
В общем, где-то далеко за полночь, когда Кабайлов повалился на кровать и велел «Бди!», я прилег на диванчик. Дверь в спальню была открыта… вот как донесется голос, так сразу и встану… Я был абсолютно в этом уверен, пока не закрыл глаза.
— Еще друг называется… — пробормотал Дима, нависая надо мной грозно, как нечистая совесть. — Зря пили!
Желания повторять эксперимент на следующий вечер у нас не возникло. Все-таки нам было не по двадцать лет, и свое здоровье мы оценивали трезво даже с похмелья. Я выпил с Димкой кофе и пошел домой.
И лишь через пару месяцев, когда судьба свела нас на какой-то конференции, Дима мимоходом сказал:
— А я, кстати, шесть с половиной часов записал…
— Чего? — даже и не сразу понял я.
— Как чего? Языка, на котором Яхве разговаривал с ангелами.
— И кто тот страдалец, который тебя записывал? — спросил я. — Или тебе хватило совести девушку заставить дежурить при пьяном теле?
— Андрюша, — насмешливо сказал Дима, — ты крепко отстал от жизни. Все диктофоны давным-давно имеют функцию автовключения на звук. А стоят, между прочим, сущие копейки.