Человек, который улыбался
Шрифт:
– В шесть. Может, пять минут седьмого, но не позже. Я проверила несколько писем, распечатанных фрекен Лундин. Потом позвонила господину Торстенссону и спросила, нужна ли я еще на работе. Он сказал, что на сегодня рабочий день закончен, и пожелал приятно провести вечер. Я взяла плащ и ушла.
– И заперли за собой дверь… Значит, Стен Торстенссон остался в конторе один?
– Да.
– А чем он собирался заниматься так поздно.
Она поглядела на него с удивлением:
– Продолжить работу, разумеется. Адвокат с таким количеством дел, как Стен Торстенссон, не может просто все бросить
Валландер кивнул:
– Я понимаю, что он работал. Я хотел узнать, было ли у него какое-то дело, требующее особой спешки?
– Все дела требуют особой спешки. После убийства отца все его дела перешли к Стену, так что он просто задыхался от работы. Это же понятно.
Валландер насторожился:
– Вы говорите об автокатастрофе?
– Разумеется! О чем же еще?
– Но вы сказали «убийство»!
– Человек умирает, или его убивают. Умирают в своей постели, от болезни или чего-то еще, что принято называть естественными причинами. Но если человек погибает в автокатастрофе… Сознайтесь, это же не естественная смерть? Значит, он был убит.
Валландер медленно наклонил голову, соглашаясь с ее объяснением. Но все равно ему показалось, что она имела в виду что-то другое, что она невольно проговорилась, напомнив ему о подозрениях Стена Торстенссона, заставивших того приехать в Скаген.
Вдруг ему пришла в голову мысль:
– А можете вы припомнить, что делал Стен на прошлой неделе? Во вторник и среду, двадцать четвертого и двадцать пятого октября?
– Он был в отъезде.
Она ответила сразу, не задумываясь.
Значит, он не делал секрета из своей поездки.
– Сказал, что ему нужно прийти в себя после смерти отца. Я, естественно, отменила все встречи на эти два дня.
И вдруг, совершенно неожиданно, она разрыдалась. Валландер совершенно растерялся. Он сменил позу – стул под ним заскрипел.
Она резко поднялась с дивана и вышла в кухню. Он прислушался – оттуда доносились всхлипывания. Потом она вернулась.
– Тяжело, – сказала она, – все это бесконечно тяжело.
– Я понимаю, – сказал Валландер.
– Он прислал мне открытку, – слабо улыбнулась она.
Валландер испугался, что фру Дюнер снова начнет плакать, но она держалась на удивление спокойно.
– Хотите посмотреть?
– Да, разумеется, – кивнул он.
Она поднялась, подошла к книжной полке и достала из фарфорового блюда открытку.
– Должно быть, красивая страна – Финляндия, – сказала она. – Никогда там не была.
Валландер уставился на открытку, на которой был изображен морской пейзаж в лучах заходящего солнца.
– Да, – медленно сказал он. – Я много раз бывал в Финляндии. Вы совершенно правы – очень красивая страна.
– Извините меня за слабость, – сказала она. – Открытка пришла в тот самый день, когда его убили.
Он рассеянно кивнул.
Он понимал, что ему надо еще очень о многом спросить Берту Дюнер, но пока он даже и не знает, о чем именно. Но время еще не пришло. Значит, Стен сказал своей секретарше, что уезжает в Финляндию. И загадочная открытка тоже, несомненно, отправлена из Финляндии. Кто же ее послал, если Стен Торстенссон в это время был на Юланде?
– Я должен в интересах следствия позаимствовать эту открытку
– Конечно, – сказала она. – Я понимаю.
– И последний вопрос. Скажите, в последнее время вы не замечали ничего необычного?
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду… не было ли каких-либо странностей в его поведении?
– Он был потрясен гибелью отца.
– И ничего больше?
Он сам почувствовал, насколько дико звучит его вопрос. Но делать было нечего – только ждать ее ответа.
– Нет, пожалуй, – сказала она. – Он был таким же, как всегда.
Валландер поднялся с плетеного кресла.
– Мы наверняка говорим не в последний раз, – сказал он.
– Кто мог такое сделать? – спросила она, не вставая с дивана. – Прийти, убить человека и уйти, как будто ничего не случилось…
– Это мы и должны узнать… Скажите, были ли у него враги?
– Враги? Какие враги?
Валландер помедлил и задал еще один вопрос:
– У вас есть своя версия того, что случилось?
Она наконец встала с дивана:
– Когда-то можно было попытаться понять даже то, что казалось непонятным. Но те времена в нашей стране прошли.
Валландер с трудом натянул отяжелевшую от дождя куртку, вышел на улицу и остановился. Он вспомнил заклинание, которое он часто про себя повторял – еще с тех пор, когда он был молодым, только что вылупившимся полицейским.
«Время жить и время умирать».
Прощальная реплика Берты Дюнер… она хотела сказать что-то важное о Швеции. Надо будет к этому вернуться. Но не сейчас, сейчас есть другие дела.
«Я должен понять, как рассуждал убитый, – подумал он. – Открытка, отправленная из Финляндии… как раз в тот самый день, когда Стен и не кто иной, как Стен, сидел с ним рядом в кафе Музея искусств в Скагене. Значит, он говорил неправду. Во всяком случае, не всю правду. Человек всегда знает сам, когда он врет. Нельзя врать, не подозревая об этом. Тогда это не ложь».
Он сел в машину и задумался, пытаясь наметить план действий. Если бы его спросили, что хочет он лично, он ответил бы – поехать домой, задернуть шторы в спальне и лечь спать. Но как полицейский он не имел на это права.
Он посмотрел на часы – без четверти два. Самое позднее в четыре он должен вернуться в полицию на вечернюю оперативку. Наконец он принял решение, завел мотор, свернул на Хамнгатан и сразу налево, чтобы вновь попасть на Эстерледен. По шоссе на Мальмё он добрался до поворота на Бьерешо. Дождь прекратился, то и дело налетали порывы ветра. Проехав несколько километров, он свернул с главной дороги и остановился у забора с ржавой вывеской: «Автомобильная свалка Никлассона». Ворота были открыты. По обе стороны штабелями громоздились изуродованные машины. Валландер был здесь не в первый раз – Никлассон в истадской полиции был почти легендарной фигурой. На него много раз падало подозрение по делам о скупке краденого, но он ни разу не был осужден, несмотря на очевидные на первый взгляд улики. Каждый раз находилась невидимая игла, протыкавшая красивый воздушный шарик неопровержимых доказательств, и Никлассон возвращался в два сваренных между собой автофургона, служивших ему и жильем, и конторой.