Человек мира. Раздвигая горизонты
Шрифт:
Навязчивое счастье
Мишель возвращался на правый берег реки Солва в отвратительном настроении. Уже светало, и он отчётливо видел в невысоком песчаном берегу прямоугольное отверстие траншеи, по которой они пробирались ночью. Повод для того, чтобы сорвать на ком-нибудь злость тут же нашёлся. Мишель не отличался особой смелостью и, отправляясь в одиночестве в пустыню на встречу с представителями всесильного Купеческого союза, испытывал некоторый страх, поэтому он велел Этьену поднимать тревогу, если он не вернётся с этой встречи через два часа. Сейчас, когда он подгребал на утлой лодочке к правому берегу реки, прошло уже не меньше трёх с половиной
– Ты на часы смотрел?! – сходу принялся отчитывать Этьена вернувшийся в дурном настроении Стержень нации. – Уже почти четыре часа прошло, а ты сидишь и в ус не дуешь!
Впрочем, прогулка по пустыне и освежающее плавание по реке несколько охладили пыл Мишеля, он успел успокоиться, и охватившее его чувство досады после разговора с Байроном Герделем постепенно сходило на нет.
– Да всё же в порядке вроде, – легкомысленно ответил соратник, с трудом спуская своё обширное тело с дощатой стенки траншеи. – Не сердись. На вот, хлебни лучше, – Этьен протянул Мишелю фляжку. – Согрейся, а то я тут замёрз совсем, пока тебя ждал.
Алкоголь в Нулонде был под запретом, как и многое другое, но Мишель, вымотанный тяжёлой и неприятной беседой с главой Купеческого союза, не нашёл в себе сил отчитывать Этьена, прекрасно зная, что пристрастие к спиртному далеко не самый большой грех его друга детства. Безвольно взяв флягу, Стержень нации сделал несколько глотков и молча махнул рукой в сторону севера.
Этьена, естественно, распирало любопытство – всё-таки на кону стояли его личные доходы. Он бросил беспокойный взгляд на дремавшего проводника и, не в силах сдержаться, спросил:
– Ну что? Как поговорили?
– Прекрасно, – сквозь зубы ответил Мишель и шагнул в сторону хода сообщения.
– По поводу пушнины и моржового зуба договорились? – допытывался Этьен, преградив Стержню нации дорогу.
Отступившая было злость вновь накатила на Мишеля.
– Вот ты скажи мне, Этьен, это была твоя идея – брать оплату за пушнину предметами роскоши, – спросил Мишель, свирепо уставившись на соратника, – или это Жонет придумал?!
– Ну что ты кипятишься из-за ерунды? Какая разница – я или Жонет? – заплывшие жиром глазки Этьена беспокойно забегали. – Мы с ним подумали… В общем нам-то какой смысл что-то другое у торговцев заказывать?
– Да у нас в Нулонде тёплой одежды и обуви днём с огнём не сыщешь! Лекарств и тех не хватает! Вы о людях-то думаете хоть иногда?!
– Так им вечно чего-то не хватает. На всех не напасёшься!
– Какая же ты всё-таки скотина! – с чувством сказал Мишель, с трудом удержавшись от того, чтобы не ударить Этьена по жирной физиономии.
– Давай без оскорблений, – с нахальным видом сказал Этьен. – Сам знаешь – если не возобновим торговлю с Купеческим союзом, только хуже будет! – в голосе соратника послышались угрожающие нотки. – Ну что? Открываем торговлю или как?
– Открывай! Черт с тобой! – сдался Мишель, в который уже раз поддавшись унизительному чувству страха и бессилия. – Только чтобы не меньше, чем на половину выручки, приобретались товары первой необходимости! Так и передай Жонету!
– Ладно. Как скажешь, – согласился носитель Народной воли.
Стержень нации решительно отодвинул Этьена плечом и зашагал по ходу сообщения. Этьен поспешил за ним, предварительно отвесив оплеуху крепко спящему
Мишель шёл быстро, не оборачиваясь, испытывая мстительную радость от того, что грузный Этьен, задыхаясь и кряхтя, еле поспевал за ним. «Как могло получиться, что друзья детства: Этьен и Жонет с Ланой, – с которыми я делил последние куски, был неразлучен много лет и доверял им, как себе самому, превратились в таких мерзавцев? – недоумевал Стержень нации. – Мы же все вместе, в одной повозке пересекли пустыню во время Великого пути; они так же, как и я, потеряли своих родителей в ходе трагических событий тех лет».
События, о которых вспоминал Мишель, потрясли весь континент. В то время как либеральные круги интеллигенции Перикона неспешно, хотя и довольно бурно – с горячими дебатами и долгими спорами, обсуждали планы построения справедливого общества на неизведанных равнинах севера, а ставший их идейным предводителем исследователь Эмильен Вид уже потерял всяческую надежду на то, что колонизация северной части континента когда-нибудь состоится, на человечество обрушилась беда. На континенте появилась невиданная ранее смертельная зараза. Началась эпидемия где-то на границе полярных земель Саронара и потом быстро распространилась на весь юг континента. Болезнь поражала людей с такой скоростью, что никакие карантинные меры не помогали. Не прошло и года, как болезнь появилась повсюду и пожаловала в самые дальние уголки континента. Крупные города и маленькие деревушки стали практически вымирать. Особенностью новой инфекции было то, что она не щадила никого: ни стариков, ни детей, включая новорождённых младенцев, но и у тех, и у других она протекала в довольно лёгкой форме, всего лишь укладывая в кровать на несколько дней. Однако здоровых и полных сил взрослых людей, не достигших преклонного возраста, болезнь за те же несколько дней укладывала в могилу. Также выяснилось, что женщины болеют не в пример легче, чем мужчины, и в большинстве случаев всё-таки выздоравливают, а вот у молодых, крепких и здоровых мужчин шансов остаться в живых практически не было.
В то время, когда на континент обрушилась эпидемия, медицинская наука ещё толком не знала причин таких болезней и механизмов их распространения. Считалось, что инфекция передаётся по воздуху, через воду и прочими механическими путями, хотя и высказывались предположения о заражении людьми друг друга при близком контакте.
Как бы то ни было, Эмильен Вид поистине гениально воспользовался эпидемией и весьма кстати выдвинул идею спасения лучших людей Перикона на севере континента в открытых им землях, где воздух, земля и вода не отравлены инфекцией. Среди царившего в Периконе ужаса перед страшной болезнью предложение Эмильена Вида восприняли чуть ли ни как чудесный способ избавления от смертельной опасности, тем более что сама идея переселения образованной части общества Перикона на северные равнины давно обсуждалась. Теперь же, при сложившихся обстоятельствах дебаты прекратились, и началась подготовка к великому переселению.
Надо сказать, что население Перикона в целом не слишком разделяло энтузиазм «прогрессивных сил», предлагавших уйти с насиженных мест в неизвестность. Толчком к началу переселения послужило то, что на решение некоторых людей уйти на север повлияли несколько наложившихся друг на друга причин: невостребованностъ такого количества образованных людей гуманитарных профессий, отсутствие у них более или менее ценного имущества, способного удержать их на месте, и, наконец, бушевавшая на континенте эпидемия.