Человек - Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии (Древний мир - эпоха Просвещения)
Шрифт:
Из книг мудрецов. Проза Древнего Китая. М., 1987. С. 84-85
Ле-цзы [17]
Конфуций, странствуя в окрестностях горы Тайшань, повстречал там Жун Цици, который бродил по чэнским полям. Накинув на себя оленью шкуру, подпоясавшись веревкой, он играл на цине и пел.
– Чему вы так радуетесь?
– спросил его Конфуций.
– Я многому радуюсь, - ответил Жун.
– Небо породило тьму тварей, и драгоценнейшая из них - человек. А мне довелось родиться человеком: вот первая радость. Между мужчиной и женщиной есть различие: мужчину - почитают, женщиной - небрегут, поэтому мужчина выше ценится. Мне же довелось родиться мужчиной: это вторая радость. Бывает, человек не успевает прожить дня или месяца, умирает, не выбравшись из пеленок, - а я дожил до девяноста
– Как прекрасно вы умеете себя утешить!
– сказал Конфуций.
Цзыгун, изнуренный учением, сказал Конфуцию:
– Я хочу отдохнуть.
– В жизни нет места отдыху, - сказал Конфуций.
– Значит, мне и отдохнуть негде?
– спросил Цзыгун.
– Есть где, - ответил Конфуций.
– Взгляни на тот пустырь - тогда и поймешь, где отдых: и простор, и могилы, и жертвоприношения, и жертвенная утварь!..
Указал на могильные холмы и сказал:
– Это могилы твоих предков.
И янец зарыдал неудержимо.
Попутчик же его расхохотался и сказал:
– Я тебя обманул - это царство Цзинь!
И янец не знал, куда деваться от стыда.
Когда же приехал он в Янь и увидел там настоящие яньские стены и настоящий алтарь, настоящую хижину предков и подлинные их могилы - печаль его была уже не столь сильна.
Цзыся спросил у Конфуция:
– Что вы скажете о Янь Хуэе как о человеке?
– Хуэй превосходит меня в человечности, - ответил Учитель.
– А что вы скажите о Цзыгуне?
– Сы превосходит меня в красноречии, - ответил Учитель.
– А что вы скажите о Цзылу?
– Ю превосходит меня в смелости, - ответил Учитель.
– А что вы скажите о Цзычжане?
– Ши превосходит меня в твердости, - ответил Учитель.
– Если так, почему же все они служат вам, Учитель?
– спросил Цзыся, поднявшись с циновки.
– Сядь, - сказал Конфуций.
– Я расскажу тебе. Хуэй может быть человечным - но не умеет возражать. Сы может быть красноречивым - но не умеет запинаться. Ю может быть смелым - но не умеет робеть. Ши может быть твердым - но не умеет уступать. Я не согласился бы обменять все их достоинства на свои. Вот почему они и служат мне беспрекословно...
Учитель Ле-цзы стал учиться - и после рассказывал об этом так:
– Через три года сердце не смело помышлять об истинном и ложном, уста не смели говорить о пользе и вреде - лишь тогда Лао Шан впервые взглянул на меня краем глаза. Через пять лет сердце стало по-новому мыслить об истинном и ложном, уста - по-новому глаголить о пользе и вреде: лишь тогда Лао Шан удостоил меня улыбки. Через семь лет, дав волю сердцу, я вновь уже не помышлял об истинном и ложном, дав волю словам, вновь не говорил о пользе и вреде. Лишь тогда Учитель впервые позволил мне сесть рядом. Через девять лет, как бы ни понуждал я сердце думать и уста говорить - не знал уже, что для меня истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно, и не знал уже, что для других истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно. Внешнее и внутреннее слилось - и вот зрение мое уподобилось слуху, а слух уподобился обонянию, обоняние - вкусу, а для вкуса все стало единым. Дух мой сгустился, а тело - расслабилось, плоть и кости - размякли, и я перестал ощущать - на что опирается тело и на что ступает нога, о чем помышляет сердце и что таится в словах. И лишь когда до этого дошел - не стало для меня ничего сокровенного.
Учитель Ле-цзы любил поначалу странствовать. И Ху Цю-цзы спросил его:
– Вот ты, Юйкоу, любишь странствия - а за что же ты их любишь?
– Прелесть их в том, - ответил Ле-цзы, - что развлекаешься непривычным. Другие странствуют, чтобы увидеть то, что у них перед глазами. Я же странствую - чтобы увидеть изменения. Так что есть странствия и странствия и никто еще прежде не умел их различать.
– Твои, Юйкоу, странствия, - сказал Ху Цю-цзы, - конечно, такие же, как и у прочих - хоть ты и утверждаешь, что они совершенно другие.
Ян Чжу говорил:
– Все сущее различается в жизни и уравнивается в смерти. Пока живем, есть среди нас мудрецы и глупцы, знатные и низкие - этим мы различаемся. А после смерти - смрад и гниль, распад и разложение, и это всех уравнивает. Однако быть мудрецом или глупцом, знатным или низким - не в нашей власти, как и не в нашей власти - смрад и гниль, распад и разложение. Ибо жизнь - не по воле живых, а смерть - не по воле мертвых; быть мудрецом - не в воле мудрого, а быть глупцом - не в воле глупого, быть знатным - не в воле знатного, а быть низким - не в воле низкого. Но если оно так - то все сущее равно и в жизни, и в смерти, и в мудрости, и в глупости, и в знатности, и в низком состоянии. Умирают и в десять лет, умирают и в сто. Умирают гуманный и мудрый, умирают злодей и глупец. При жизни - Яо и Шунь, после смерти истлевшие кости. При жизни - Чжоу и Цзе, после смерти - истлевшие кости. Истлевшие кости - все одинаковы, и кто разберет - где чьи. А потому спешите жить - к чему тревожиться о том, что будет после смерти?
Мэнсунь Ян спросил Ян-цзы:
– Вот перед нами человек - дорожит своей жизнью, бережет свое тело. Добьется ли он этим бессмертия?
– По законам естества нет бессмертия, - ответил Ян-цзы.
– А добьется ли он этим долголетия?
– По законам естества нет долголетия, - ответил Ян-цзы.
– Жизнь не сохранишь, дорожа ею, тело не укрепишь, даже если его бережешь. Да и на что она - долгая жизнь? То, к чему влекутся и от чего отвращаются пять чувств, и в древности было таким же, что и ныне. Покой и беспокойство для четырех конечностей и в древности были те же, что и ныне. Муки и радости мирских деяний и в древности были те же, что и ныне. Превращения и перемены, порядок и смута и в древности были те же, что и ныне. Всё это уже слыхали, всё это уже видали, всё это уже испытали. Этим пресытишься и за сто лет - а что же говорить о муках долгой жизни!
– Если так, - сказал Мэнсунь Ян, - то ранняя смерть лучше, чем долгая жизнь. Стоит лишь кинуться на меч или пику, броситься в кипяток или в огонь - и обретешь желаемое.
– Нет, - сказал Ян-цзы.
– Уж если живешь, то отдайся жизни и претерпи ее, и в ожидании смерти изведай все ее желания. А придет время умирать отдайся смерти и претерпи ее, изведай все ее пути и дай ей волю до конца. Всему отдайся и все претерпи - и не пытайся удлинить или укоротить жизненный срок...
Ян Чижу сказал: "Человек подобен небу и земле и, как они, таит в себе природу пяти движущих начал. Человек - самое разумное среди всех существ, наделенных жизнью. И в то же время ногти и зубы человека недостаточно сильны, чтобы обеспечить ему охрану и защиту; мускулы и кожа недостаточно крепки, чтобы оборонять его и отражать удары; ноги недостаточно быстры, чтобы унести от опасности. У человека нет ни шерсти, ни перьев, защищающих его от холода и жары, и, чтобы прокормиться, он должен полагаться не на силу, а на разум. Поэтому человек высоко ценит разум и с пренебрежением относится к силе, ибо разум сохраняет его существование, а презренная сила вершит насилие над внешними вещами"...
Старейшина с Лисьего холма спросил Суньшу Ао:
– Знаете ли вы о трех людских досадах?
– О каких же?
– спросил Суньшу Ао.
– О зависти к высоким титулам. О неприязни государя к занимающим большую должность. О досаде на тех, что получают большое жалованье.
– Чем выше мой титул, - сказал Суньшу Ао, - тем скромней мои желания. Чем больше должность - тем смиренней мое сердце. Чем обильней жалованье тем щедрей мои раздачи. Можно ли этим отвратить эти три досады?..