Человек - Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии (Древний мир - эпоха Просвещения)

Неизвестен 3 Автор

4 Из апокрифического "Сказания о сотворении Адама", известного на Руси в славянском переводе уже с домонгольского периода, древнерусский читатель черпал сложные натурфилософские представления, восходящие к гностическим учениям. Под Мадиамской землей понимается восточный берег Красного моря, примыкающий к библейской прародине человечества.
– 209

5 В памятниках афористической мысли, из которых наиболее популярной на Руси была "Пчела", содержащая сентенции античных и христианских авторов, присутствует немало зарисовок характера и поведения людей в различных ситуациях, дается их философский анализ.
– 210

6 "Галеново на Гиппократа" представляет средневековую версию толкований римского врача Галена сочинения древнегреческого медика

и натурфилософа Гиппократа. В источнике пространно излагается классическое античное учение о четырех стихиях, из которых составлен весь мир (макрокосм) и человек (микрокосм). Их различным сочетанием объясняется темперамент, здоровье и болезни людей.
– 211

7 '"Диоптра" (или "Зерцало") написана византийским монахом XI в. Филиппом Пустынником и переведена на славянский язык в середине XIV в. Она создана как драматический диалог Души и Плоти, написанный страстно, с большим психологизмом и чувством, и является одним из самых фундаментальных антропологических сочинений в древнерусской литературе.
– 212

8 В монастырском "Уставе" Нила Сорского (1433-1508) излагаются тонкие наблюдения виднейшего русского представителя исихазма (возникшего в Византии учения о сосредоточении ума и чувств с целью духовного совершенствования человека) по поводу зарождения в душе образа греха, который следует пресекать на самой ранней стадии, пока он не стал губительной страстью. 213

9У крупнейшего мыслителя XVI в. Максима Грека (1470-1556) избраны выдержки из философского диалога, где ведут беседу Ум и Душа. Ум как средоточие разума призывает душу, воплощающую эмоциональное начало, стремиться к достойному человека возвышенному существованию.
– 214

10XVII век представлен протопопом Аввакумом (1621-1681), ревнителем древнерусских традиций, и его антиподом Симеоном Полоцким(\629- 1680), носителем европейской латинизированной культуры и основоположником отечественной силлабической поэзии, одной из главных тем которой был человек во всех противоречиях, страданиях и надеждах.
– 214

ПОНЯТИЕ ЧЕЛОВЕКА В ФИЛОСОФИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ ВОЗРОЖДЕНИЕ

Ни об одной культуре вплоть до Нового времени нельзя было сказать, что стержнем и основой ее развития был поиск индивидуальности, стремление уяснить и обосновать независимое достоинство особого индивидуального мнения, вкуса, дарования, образа жизни, то есть самоценность отличия. Получив первые импульсы в итальянском Возрождении, пройдя череду сложных превращений в XVII веке, лишь в конце эпохи Просвещения эта идея вполне сформировалась и в прошлом столетии стала торить себе дорогу на европейской почве, понемногу утрачивая дерзкую непривычность.

Идея "индивидуальности", как это ни кажется странным, была неизвестна всем традиционалистским обществам, включая и греко-римскую Античность. Само это слово "индивидуальность", как и слово "личность", появилось каких-то двести- триста лет назад. Специфическое и революционизирующее представление об индивидуальности часто путают с представлением об индивидуальности, которое по необходимости не могло быть незнакомо любой культуре, поскольку отражало биосоциальную данность.

Эта фундаментальная надысторическая данность заключена в том простом факте, что человечество состоит из людей... Из этого фундаментального факта делались следующие два принципиальных вывода. Во-первых, утверждалось, что человеческая природа подобно природе всего живого неоднородна. Как между телами индивидов, между их лицами, голосами, жестами нет полного сходства, так и души их, темпераменты, нравы и склонности предстают похоже-непохожими. Пытались обозреть и упорядочить это разнообразие, отнеся каждого человека к известной разновидности и разряду. Тем самым удавалось не оставить никого единственным в своем роде и объяснить своеобразие, сведя его к общему.

Во-вторых, разумность со-знания, со-вести, со-оплодотворенное идеей индивидуальности, понималось как знание (весть) лишь в голове одного человека. И одновременно как продолжающееся за пределами отдельных

сознаний, перекатывающееся через них и словно бы уносящее их в своем вечном потоке. Однако всякая малая индивидная толика мировой разумности считалась больше своего целого, ибо вмещала его в себя и порой пыталась добавить к нему еще нечто - с собою. Любая культура не могла не задумываться над этой парадоксальностью сознания, над отношением к ней всеобщего Духа и отъединенного частичного существования.

В этих рамках двигалось ренессансное мышление (сознание) от понятия "индивид" к "индивидуальности".

"Индивид" - слово, которое изначально определяет одного человека через его несамостоятельность, через его удел, производность. Существование корпускул человечества создавало проблему для сознания людей, чья жизнь была неотделима от рода, общины, конфессии, корпорации и чья духовность нуждалась в абсолютной точке отсчета. Индивидность существования была очевидностью, но очевидностью пугающей! От мнимой психической атомарности, от поверхности вещей мысль упорно сворачивала к тому, что отдельный человек подлинен лишь постольку, поскольку поставлен в общий ряд и даже в конечном счете сливается с мировым субстанциональным началом. В этом плане истинно и единственно индивиден лишь живой Космос или Бог.

При всех подробностях европейских (античных или иудеохристианских) социокультурных моделей, оказавшихся столь существенными на переходе к Новому времени, когда региональные своеобразия были исторически востребованы, использованы и когда впервые возникли понятия "Запад" и "Восток" - до тех пор отдельность "Я" или оценивалась отрицательно, или, во всяком случае, "Я" никак не воспринималось само по себе, но лишь в контексте некой причастности. Социальная и метафизическая общность - вот альфа и омега характеристики каждого индивида. Из нее, абсолютной и авторитарной инстанции, выводилось и к ней возвращалось всякое выделение из толпы. Это не означает, будто никто не выделялся. Напротив, превосходство поощрялось Достаточно вспомнить об олимпийских лаврах, об "агоне", сплошной состязательности у древних эллинов, о римских "триумфах" и прочих почестях выдающихся граждан. В этой связи приходят на память средневековые воинские, а позже и поэтические турниры, наконец церковные жития и беатификации юродивые и святые.

Выделенность античного героя, атлета, полководца или ритора, как и избранность средневекового праведника, есть вместе с тем наибольшая степень включенности, нормативности, максимальная воплощенность общепринятого определенная образцовость, то есть нечто противоположное тому, что понимается под индивидуальностью в эпоху Возрождения.

Понятия "индивидуальности" и "личности" прорастали в Новое время с известной синхронностью, только в обиходе смешиваясь, словно синонимы. Являясь культурными, социальными, логическими проекциями радикально изменившегося отношения между индивидом и обществом, индивидом и миром, эти понятия во многом родственны, но в целом, в сущности своей они различны.

В идее индивидуальности наиболее непосредственно выражала себя относящаяся к отдельному человеку новая экономическая и политическая реальность европейской истории. Содержание категории "индивидуальность", обнимающее все сферы жизни, от государства до бытового разнообразия, оплодотворяется пафосом единственности и оригинальности каждого индивида, прямо сопряжено с утверждающимся в это время принципом индивидуальной свободы.

Разрабатываемый в эту эпоху идеал социальности - это модель индивида, а не общества, это образ чувственной реальности, пронизанной высшим мировым смыслом, это сквозная идея космизации ("универсализации") человека и окультуривания всего земного бытия, в центре которого он стоит. Со временем, когда ход истории обнаружил, что, исходя только из самодеятельности индивидуального человека, из его внутренних возможностей и доблести, нельзя построить счастливое существование, тогда - к середине XVI века ренессансный идеал социальности начал превращаться в утопию, в нечто себе противоположное.