Человек на поводке
Шрифт:
Все остальное помечено на вашей карте — повороты, расстояния. Мы перехватим вас и разрядим устройство до того, как вы окажетесь вне зоны досягаемости передатчика. Вскоре станет совсем темно, и мы смоемся отсюда раньше, чем они обнаружат, в каком направлении мы поехали. Неплохо?
— Если так можно выразиться, — ответил Ромстед.
— Повязки снимите, когда я дам гудок. А потом сидите и ждите.
Шаги удалились в сторону. «Дам гудок, — подумал Ромстед. — Бывший моряк. Да, это единственный прокол, который допустил Центровой».
— Давайте, — крикнул Центровой откуда-то позади.
В тот же момент хлопнула дверца их машины, и Ромстед
Ромстед повернулся к Полетт. Наклонившись, она скованными руками стянула повязку, но ее глаза были закрыты, а по щекам текли слезы. Снимая повязку, она растрепала волосы. Ромстед протянул свободную правую руку и попытался привести их в порядок, потом сжал ее плечо и почувствовал, что она вся дрожит.
— Спасибо, Эрик. — Не поднимая головы, Полетт всхлипнула и дрожащим голосом произнесла:
— Мне… мне так стыдно…
— За что? Вы же не сломались.
— Н-но почти. Вы и не представляете, как близка я к этому была. Я… я должна рассказать вам. Я хотела броситься на колени, хватать их за ноги и у-умолять оставить вас одного. Послать на смерть вас, чтобы спастись самой. О Господи…
— Но так вы же не сделали этого, моя милая, а именно с таких поступков и начинается геройство, за которое потом вручают медали. Хотеть, но не сделать.
Ромстед почувствовал себя садистом, он не сказал Полетт о том слабом лучике надежды, который зародился в нем, когда точно стало известно, что деньги доставит именно Кэррол Брукс. Однако еще слишком рано для разыгрывания шарад. Он посмотрел на часы. Три пятнадцать. Слишком, слишком рано. Этот великий импровизатор с необузданным воображением еще не добрался до Барстоу, а если сказать хоть одно слово до того времени, когда они уже не смогут вернуть Брукса обратно, то можно все испортить. Они отзовут его, и придется начинать все заново — где-то в другом месте и с другим человеком, которого выберут для доставки денег. Но после того как Кэррол пересядет в пикап, свернет с шоссе и двинется на север, они не смогут ничего изменить. Ромстед не имел ни малейшего представления, когда это произойдет, потому что не знал, насколько далеко они забрались от Барстоу на восток. Ему известно лишь то, что они где-то в Неваде. Оставалось ждать, пока не появится Кэррол. А посеять сомнения недолго — хватит и нескольких слов.
Может, и стоило прошептать об этом Полетт. Нет, пусть все идет своим чередом. Ромстед не знал, сколько «жучков» понатыкано в машине, какого они типа и какая у них чувствительность. К тому же это лишь эфемернейшая из всех надежд. Может, вселять ее было бы еще более жестоко.
Полетт крепко сцепила руки. Глубоко и прерывисто вздохнув, она сказала:
— Там, в комнате, все это выглядело совсем по-другому. Казалось каким-то нереальным, словно не должно было случиться на самом деле — и вот теперь случилось. — Она покачала головой. — Я боюсь даже дышать.
— Ну это вы напрасно, — отозвался Ромстед с большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле. — Устройство рассчитано на электрическую детонацию и не сработает, пока Кесслер не нажмет на кнопку.
Ромстед заметил, что они оставили Полетт сумочку. Она лежала на сиденье между ними. Он открыл
— На вас возлагается обязанность следить за счетчиком, — сказал он. — Проверьте его, добавьте 5, 3 мили и сообщите, когда появятся нужные показания.
— Хорошо. — Полетт снова затянулась сигаретой, а когда Ромстед взял ее, прижала щеку к рукаву и попыталась вытереть слезы. Переложив сигарету в другую руку, он отыскал в сумочке носовой платок. Когда он промокнул слезы, Полетт слабо улыбнулась. — Знаете, а вы добрый и чуткий. Может, я и не стану говорить вашей девушке, чтобы она бежала от вас без оглядки, пока не поздно.
Ромстед ничего на это не сказал. Он изучал безлюдную, выжженную солнцем местность, пытаясь догадаться, где засел Кесслер. Если судить по времени и теням от нескольких кактусов, то они направлялись почти на север. Их машина находилась на дне огромной долины, совершенно ровной, если не считать нескольких небольших холмов, скалистой гряды и трех более высоких холмов в форме усеченных конусов, тянувшихся в нескольких милях к западу. «Возможно, он засел на одном из них, — подумал Ромстед, — чтобы быть как можно выше, но при этом оставаться незаметным». Он оглянулся. Вдали виднелась обнаженная бесплодная земля и высокие скалы с громоздящимися склонами, но это могло быть и по другую сторону шоссе. А впереди, милях в десяти, начинался подъем и равнинный пейзаж долины переходил в некое подобие лунного, который состоял из бесконечных скальных гряд и каньонов.
Из-за холма, за которым поставили машину, ничего нельзя было разглядеть. Ромстед наклонился, пытаясь выглянуть в окно, и обнаружил, что там нет ничего примечательного, за исключением каменистого пригорка примерно двадцати футов высотой и около сотни ярдов длиной, усеянного большими валунами и редкими кактусами, пытавшимися выжить на скудной кремнистой почве.
Он размышлял, с какой стороны заложен заряд взрывчатки, который должен устроить обвал перед машиной Брукса. Тогда — по словам Кесслера — ему придется возвращаться к шоссе пешком. Однако место вокруг было настолько ровным, что Брукс вполне мог бы объехать завал; наверное, это должно произойти где-то дальше. Тут мысли Ромстеда оборвались. Приближалась какая-то машина. Но неужели так скоро? Нет, она приближалась с севера. Что ж, даже в этих забытых Богом местах на дорогах иногда кто-нибудь да встречается. Машина на большой скорости промчалась мимо.
Они ждали. Четыре часа дня… Палило солнце. Над поверхностью пустыни колыхались волны горячего воздуха, искажающие всю перспективу. Ромстед повернул голову и увидел, что Полетт закрыла глаза и, прикусив нижнюю губу, беззвучно плачет. Он погладил ее руку. Она благодарно кивнула, но не решилась заговорить.
Пять часов. Четверть шестого.
Они услышали, как приближается машина Брукса.
Это должен быть он. Машина двигалась с юга. Когда она на средней скорости подъехала ближе, Ромстед затаил дыхание. Сейчас машина проезжала за холмом. Она еще едет. А если они отменили… И тут раздались два коротких сигнала. Ромстед осторожно выдохнул, повернул ключ зажигания и тронулся с места, еще раз машинально проверив показания счетчика; хотя не раз уже делал это. Когда он остановится, на счетчике должно быть 87, 7 мили .