Человек находит себя
Шрифт:
Частенько, наблюдая за Таней, Костылев останавливался в сторонке, где-нибудь за колонной или за штабелем заготовок, и настороженно следил, как настраивала она станок, как учила рабочих быстро и точно устанавливать резцы на валу с помощью индикатора— хитрого прибора, которого сам Николай Иванович касаться по возможности избегал и до приезда Тани держал у себя в конторке.
И вот теперь к успеху «девчонки» прибавлялась еще удача с переключателем Соловьева…
Да, над спокойной и уверенной костылевской жизнью нависала угроза. Надо было принимать
«Ну, ничего-ничего, голубушка, — говорил он сам с собою, шагая в свою конторку. — Мы тебя быстренько к знаменателю приведем. Это для нас не промблема!»
Просидев с полчаса над цеховым журналом, Костылев искусно сфабриковал для второй, озерцовской, смены особенно сложное задание.
«Ну, теперь-то она обязательно напортачит», — подумал он, оставляя на столе подписанный бланк.
2
«Что он, с ума сошел, что ли! — Таня растерянно глядела на выведенные безупречным костылевским почерком цифры. — За одну смену зарезать столько шипов на одном станке! И фрезерные тоже… Разве ж они справятся? Нет, хватит произвола!»
Таня бросилась разыскивать Костылева. Обегала всю фабрику, заглянула на склад, в конторку, к главному инженеру, даже в библиотеку — нигде Костылева не было. Что же делать? Идти жаловаться?..
«Как хочет, — решила Таня, — сколько смогу, столько и сделаю, а завтра основательно поругаюсь с ним, пускай он жалуется».
А в самом начале смены возникло еще одно осложнение. Шипорезчица Нюра Козырькова, всего неделю назад переведенная Костылевым в Танину смену, незнакомые детали обрабатывать не умела.
— Татьяна Григорьевна, — взмолилась Нюра, маленькая, круглолицая, очень курносая и говорливая девчонка-непоседа, любившая покапризничать. — Я ведь не рабатывала на них, на мелочи этой! И браку вам напорю, и без пальц'oв останусь!
— Не напорешь, я тебе помогу, — убеждала ее Таня, — и за пальцы не беспокойся. Давай я тебе объясню.
— Пф-ф! — пренебрежительно фыркнула Нюра. — На что это мне? Без заработку остаться? Что я, дура, что ли?
— Странная ты, Нюра, — пыталась усовестить ее Таня. — Кто же, по-твоему, за тебя и на твоем станке задание должен выполнять?
— А по мне хоть кто! Что мне — больше всех надо, что ли?
— Больше всех, наверно, мне надо, — с укоризной проговорила Таня. — Дай-ка гаечные ключи.
Нюра послушно подала ключи. Но, когда увидела, что Таня принялась настраивать станок, насторожилась.
— Чего это вы, Татьяна Григорьевна?
— Работать буду.
— Сами, что ли?
— Ты же отказалась, а свободных людей у меня нет.
— А мне что делать? — растерянно опросила Нюра.
— Иди домой, а завтра выйдешь в первую смену.
— Из вашей смены уйти? Да что я, дура, что ли?
— Если начинаешь капризничать…
— Нет уж! — решительно перебила Нюра и шагнула к станку. — Давайте-ка, я сама! — Глаза ее блестели. Она поймала Танину руку и уверенно отобрала ключи. — За каждого работать вас тоже не хватит! Вы что, думаете,
Через час станок заработал. Таня заметила время. Постояла возле. Прикинула. Нет, за смену шипорез не выполнит и половины того, что нужно. Использовать один из фрезеров? Но они тоже перегружены.
В раздумье Таня подошла к карусельному фрезеру. Дела у Алексея шли хорошо.
— Посоветуйте, Алексей Иванович, что делать? — Она рассказала Алексею о том, что мучило ее сегодня.
— Я прекрасно знаю: раздутое задание — просто очередная костылевская атака. Но, понимаете, выполнить хочется. Нет, не из упрямства, не ему назло, а чтобы люди поверили в свои силы. Беспокоюсь за шипорез… Да и фрезера тоже…
— Ну, насчет фрезеров беспокойство в сторону! — перебил Алексей. — Чего недоделают — я в третью смену закончу. Останусь и… в общем, на своем приспособлю. Фрезы подходящие есть.
— Две смены подряд?
— А что особенного? Сменщика нет, станку все равно стоять. А для вас… — Алексей замолчал, потом произнес медленно и раздельно: — Для вас я и три подряд проработаю…
— Почему же для меня?
— Почему?.. Это уж мне знать почему… — Алексей помолчал. — В общем, придумаем!
— Это уж мне знать почему, — в раздумье еще раз повторил Алексей, когда Таня отошла от его станка, и вздрогнул оттого, что у самого уха сказали:
— Клюнуло!
Алексей обернулся. Рядом стоял Вася Трефелов. Он улыбался младенчески-невинной улыбкой.
— Что клюнуло? — спросил Алексей сердито.
Вася вместо ответа поковырял замасленным пальцем свой комбинезон на груди, слева. Подмигнул.
— Это самое, — произнес он тоном заговорщика, — которое тут помещается… У Алексея Ивановича Соловьева, ага?
— Ты еще рифму прибавь! — посоветовал Алексей грозно.
— Нет, Алеш, рифмы тут не полагается, и без нее дело ясное. Только вот что скажи. Сидит, например, у омутка рыбак. С удочкой. Тишина. Рядом никого. И вдруг — шлеп! Еще поплавок! Ну леска там, крючочек, все как положено….
— И кто же эту леску закинул? — спросил Алексей, сдерживая улыбку.
— Ну, скажем, какой-нибудь выдающийся поэт…
— А если этого выдающегося поэта — самого головой в омуток, ершей учить рифмы подбирать?.. Ясен вопрос?
Алексей хлопнул Васю по плечу так, что тот заметно накренился влево.
— Ясен! Ясен вопрос, товарищ Соловьев! — вдруг торжественно заголосил Вася.
Влюблен, влюблен! И жизнь, как сон… —начал было он фабриковать рифмованный экспромт. Но Алексей резко прервал его: