Человек неразумный
Шрифт:
– Я вижу, Владислав, вас интересуют тайны генома, тайны ДНК, – проговорил-пропел Кедрин. И кривая усмешка его будто добавила: «Ну и куда ты прёшь, парень, со своими пятью копейками? Нос твой ещё не дорос до таких проблем».
– Да, – спокойно ответил Заломов.
На лице Кедрина застыло удивление. Он ожидал более пространного объяснения.
– Ну и славненько, – рассмеялась Анна и, повернувшись к маститому учёному, не без кокетства заявила: – Аркадий Павлович, я приглашаю вас на танец.
Было видно, что Кедрин польщён предложением молодой цветущей женщины.
– А не боитесь пускаться в пляс со старой матрицей? – спросил он, играя своим бархатным бас-баритоном.
– Ну что вы, Аркадий
Сомнения мои понять несложно,
Боюсь, друзья мои, что впрямь
В одну телегу впрячь не можно
Бывалого коня и трепетную лань.
Отдышавшись, добавил: «Да простит меня Александр Сергеич за вольное обращение с его стихом».
Забавное лирическое отступление было вознаграждено взрывом смеха молодых людей. Приведя себя в боевое состояние, Кедрин встал, шаркнул начищенными до сияния элегантными штиблетами и вдруг принялся выделывать ногами такие штуки, такие коленца и прыжки, что поначалу Анна лишь руками разводила. Заломову показалось, что Аркадий Павлович пытается изобразить нечто вроде кавалергардской мазурки. Поразительно, но Анна, довольно скоро разгадала танцевальный замысел своего партнёра, и его сольное выступление перешло в неплохо согласованный дуэт. Экстравагантная хореография привлекла публику. Танцующие пары одна за другой останавливались, чтобы полюбоваться на забавное представление. Кончилось тем, что все танцующие и даже многие нетанцующие образовали вокруг порхающих по паркету Кедрина с Анной широкое кольцо и стали отбивать такт ладонями. Бедный светский лев! Пот струился по его покрасневшим щекам и шее, а он всё прыгал, мучительно ожидая конца своего рискованного предприятия. Наконец музыка умолкла, и Кедрин под аплодисменты зала нашёл в себе силы куртуазно подхватить Анну под локоть и подвести её к столику.
– Аркадий Павлович! – раздался молодой, чистый и звенящий, как китайский фарфоровый колокольчик, женский голос. – И давно вы здесь?
– Ниночка!? Вы? – хрипло отозвался Кедрин.
От дальнего столика поднялась высокая худосочная женщина лет тридцати пяти, одетая в короткое чёрное платье с глубоким узким вырезом на груди. Тёмные блестящие волосы Ниночки были уложены в высокую башенку, что удлиняло её и без того длинную шею. Всё, что сверкало и бренчало на запястьях и суховатой груди Ниночки, было бы слишком утомительно описывать. Лицо её фактически было скрыто под слоем декоративной косметики, впрочем, приглядевшись к Ниночке, можно было обнаружить за прорезями её боевого забрала бойкие карие глаза, которые никак не желали вписываться в далёкий Нефертити-подобный образ. Кедрин услужливо выскочил навстречу своей приятельнице и ловко припал к её ручке. В течение минуты она громко распекала его за «невозможный эгоизм», а затем увлекла к своему столику, где сидели двое очень солидных мужчин.
ПЕРВЫЕ СПОРЫ
Лишившись присмотра старшего товарища, молодёжь приступила к выяснению важнейшего для незнакомых людей вопроса – кто из них кто?
– Итак, ваша специальность молекулярная генетика, – обратилась Анна к Заломову. – Наверное, вы не только изучаете гены, но и пытаетесь с ними что-то делать? Интересно, чего новенького хотели бы вы из них состряпать?
Заломов решил, что после долгой праведной жизни он может себе позволить немного пустой болтовни.
– О, я бы хотел сконструировать новое живое существо, которое было бы лучше и совершеннее всего, созданного природой.
– Не
– В природе нет и быть не может идеальных объектов, поэтому любой реальный живой организм несовершенен, можно сказать, по определению, – ответил Заломов быстро и чётко. Было видно, что мысль о неидеальности природных объектов уже давно им продумана.
«Этот парень не так-то прост, с ним надо держать ухо востро», – мелькнуло в голове Анны.
– И чего же, по-вашему, не хватает людям? Что вы хотели бы им добавить? – тон девушки стал почти серьёзным, но Заломов продолжал «острить»:
– Я бы создал человека с жабрами, чтобы он и под водою дышать мог, как рыба.
– А лёгкие-то у него останутся? – с ехидной улыбкой спросила Анна.
– Ясное дело, останутся. Как же можно человеку без лёгких?
– Только, пожалуйста, не забудьте, что жабры вашего рыбочеловека по своей эффективности не должны уступать нашим лёгким. Интересно узнать, какой же орган вы собираетесь перекроить в столь мощные жабры?
– Увы, лишних органов у людей нет. Жаль, что наши эволюционные предки утратили хвост.
– Ну, а если бы таковой нашёлся, что бы вы с ним сделали?
– О, для начала я удлинил бы его раз этак в сто, а после закрутил бы в плотную спираль, чтобы ходить по суше не мешал…
– Боже, какой ужас и кошмар вам примерещился! – оборвала Анна развитие этой диковатой мысли. – А впрочем, мне кажется, у вас есть шанс. Припоминаю, в старых учебниках биологии приводилась фотография мальчика с аккуратным хвостиком. Вот вам и недостающий орган, удлиняйте его хоть в тысячу раз.
Сказав это, Анна громко расхохоталась, открыв для обзора все свои зубы. А были они поразительно хороши: первозданно белые и ровные. Лишь верхние клычки слегка выдавались из общего ряда. Не отрывая глаз от этого чудного рта – чувственного и слегка агрессивного – Заломов быстро и бездумно ответил:
– Вы совершенно правы, люди далеко не бесхвостны. Ведь человеческий зародыш обладает хвостом, точнее, его зачатком. Значит, есть и соответствующие гены. А хвостик у того несчастного мальчика, вероятно, возник из-за мутации, поразившей какой-то из его генов «хвостатости». Так что одарить человека хвостом не проблема. Ну, а растянуть новый орган до любой желаемой длины можно простым увеличением дозы тех уже упомянутых мною генов хвостатости.
Анна прекратила смеяться и воскликнула:
– Ну, Владислав! Ну, вы даёте! Неужели вы считаете такое возможным? Неужели вы верите во всё это?
– Честно сказать, нисколько не верю, – Заломов тоже перестал смеяться. – Ведь для того, чтобы превратить хвост в эффективные жабры, нужно выполнить превеликое множество весьма капитальных переделок. Во-первых, нужно создать в том хвосте мощную сеть капилляров, отделённую от внешней среды тончайшей мембраной, пропускающей газы. Во-вторых, хвост с круглым сечением имел бы слишком маленькую поверхность, поэтому новому органу следует придать форму широкой ленты, покрытой густой бахромой из длинных и тонких ворсинок. Но такие возникшие из хвоста жабры превратились бы в сильнейший рассеиватель тепла. Значит, в-третьих, чтобы скомпенсировать дополнительный расход энергии, наш человек нового типа должен резко увеличить объём поедаемой пищи, а это потребует перестройки практически всех внутренних органов – и кишечника, и почек, и сердца, да и тех же лёгких. Видите, сколько всего нужно сотворить, чтобы превратить нашего с вами брата в настоящего Ихтиандра. По сравнению с этим превращение обезьяны в человека выглядит делом совершенно пустяковым.