Человек отовсюду
Шрифт:
Да, да, теперь я уже понимал, что не брошен на произвол судьбы и, по всей вероятности, теперь-то уж как-нибудь выкручусь, но это не радовало меня! Можете не верить, но хороший шанс спастись стоял в моей шкале ценностей ниже понятий о личной свободе. Неужели я из числа тех навязших в зубах хрестоматийных героев, для кого свобода воли дороже личной шкуры? Даже думать об этом не хочется. Я был таким когда-то и, к счастью, перестал.
Не знаю, сколько времени я потратил впустую на ругательства и зубовный скрежет, прежде чем сделал единственно разумное: вернулся обратно на каталку, вытянулся во всю длину и попытался думать. Еще дважды я вскакивал и подбегал к шкафу, дабы убедиться, что новая личина приросла ко
Надеясь на лучшее, готовься к худшему – это полезное правило никто еще не отменял. Я решил, что разумнее вести себя так, как будто никакого Вилли и никакого Ореола не существует вообще. Но блеф – о, это совсем другое дело! Я едва удержался от смеха, представив себе завтрашнее – то есть уже сегодняшнее – шоу. Поглядим, поиграем… Для начала, конечно, вырядимся дурачком – толку от этого будет мало, зато удовольствие мне обеспечено. Ха-ха. А что обеспечено Юхану?
Тоже поглядим. И если можно будет сделать так, что ему придется плохо, надо это устроить. Юхан меня разозлил. Подставлять ему вторую щеку меня как-то не тянет.
И еще вопрос: кем назваться? Во время учебы на Земле я на время стал Винсентом… Ладно, пусть будет Винсент. Имя не без претензии на аристократизм и довольно редкое на Тверди. А фамилия?.. Некоторое время я перебирал тысячи и тысячи вбитых в мою память менторедуктором фамилий самых разных людей в диапазоне от монархов и президентов до знаменитых террористов и серийных убийц, причем подошел к выбору столь серьезно, как будто фамилия и впрямь имела значение. Так, наверное, приговоренный Конвентом французский аристократ, готовясь взойти на эшафот, переживал, что он плохо выбрит, а на носу давеча вскочил прыщик. Сравнение рассмешило меня и навело на мысль о французских уголовных корнях. Картуш? Видок? Равашоль? Ландрю? А почему бы не Менигон? Была такая террористка, Натали Менигон, двадцатый век. Винсент Менигон? Гм… Ну, пусть я буду называться Винсентом Менигоном, почему бы нет. Самому не противно, и этой причины вполне достаточно.
Главный тип из местной медицинской банды, разумеется, ошалел, увидев, что вместо вчерашнего пациента каталку занимает незнакомый дылда. Он ошалел настолько, что потребовал объяснений от меня и только потом куда-то кинулся. Десять минут спустя я тупо моргал, отвечая на вопросы Юхана и давешнего следователя, и вовсю наслаждался представлением.
– Ты по-прежнему утверждаешь, что тебя зовут Винсент Менигон?
– Да, это мое имя.
– Кто ты? Откуда? Как попал сюда?
– Не знаю. Не помню.
– Вот как? А что ты вообще помнишь?
– Свое имя. Еще… нет, больше ничего не помню. Меня зовут Винсент Менигон. Ничего не знаю. Ничего не помню. У меня… эта, как ее… нет, не помню… Амнезия, вот! Вспомнил.
– Может, ты вспомнишь и Ларса Шмидта?
– Как-как? Ларса Шмидта? Кто это?
– Под дурачка выделываешься? Где Ларс Шмидт?
– Понятия не имею. Да кто он такой?
– Шутки с нами шутить вздумал, голубчик? Здесь и не таким умникам развязывали языки. Как насчет волчьих жуков или бурых червей – на выбор? На наш выбор. Будешь говорить?
– Я согласен поговорить на любую тему.
– Как твое имя?
– Винсент Менигон.
– Как ты
– Не помню.
– Куда девался Ларс Шмидт?
– Не знаю, о ком идет речь.
– Ты гражданин Тверди?
– Не знаю. Может быть.
– А может, ты прибыл на Твердь через незаконный гиперканал?
– Не помню, чтобы я совершал что-либо противозаконное.
– Ага! Значит, свои поступки добропорядочного гражданина и патриота ты помнишь?
– М-м… Боюсь, что нет.
– Скотина! Откуда ты взялся?
– Хороший вопрос. Я уже час жду, когда кто-нибудь придет и расскажет мне об этом. Вы ведь не знаете?
– Мы о тебе, гнида, знаем больше, чем ты думаешь!
– Если знаете, то рассказали бы, а? Знать и молчать – разве это хорошо? Мне ведь тоже любопытно, кто я такой, в данном вопросе я заинтересованное лицо…
Допрос напоминал старую лошадь, монотонно ковыляющую по орбите вокруг колодца с примитивным водоподъемным устройством. Только воды в колодце не было, кляча вертела колесо вхолостую. Следователь утирал платочком пот со лба. Юхан то бледнел, то багровел, и тогда жилы на его физиономии и шее готовы были лопнуть. Жаль, что не лопнули.
Но зато лопнуло его терпение, и я получил кулаком по морде.
– Ну как, теперь вспомнил?
Я заявил, что не понимаю причины такого грубого обращения со мной, и, разумеется, получил добавку.
– Теперь вспомнил? Или надо еще освежить твою память?
– Будь так любезен. Если эта лечебная процедура пойдет мне на пользу, то…
Юхан не стал сдерживаться. Следователь завопил, что Юхан все испортит своими топорными методами, но тот не обратил на него внимания. Моей голове досталось не меньше десятка полновесных ударов. Последний из них отправил меня в нокдаун, почти отключив на несколько секунд.
– Ты у нас заговоришь, дерьмо кошачье, у нас и глухонемые разговаривают…
Моя новая голова оказалась крепкой. В глазах прояснилось, и вылезла из мозга тупая игла. Вскоре я пустил допрос по новому кругу, что оказалось нетрудно, а сам принялся анализировать. Бесспорно, пройдет не очень много времени, прежде чем ко мне будут применены либо волчьи жуки, либо бурые черви, либо и то и другое сразу. О реакции моего нового организма на их укусы я не имел никакого представления. Ну, допустим наилучший вариант: я ничего или почти ничего не почувствую. Или даже как вчера: сначала мне придется скверно, но потом чувствительность к укусам постепенно исчезнет. При мысли о вчерашнем я чуть не задрожал: боль-то была адская. А что если мой новый организм поведет себя под пыткой штатно, без всяких там парадоксальных реакций? Или при всей бедности Тверди в контрразведке все-таки имеется хотя бы один примитивный ментоскоп?
Вообще-то существует немало способов развязать язык самому стойкому человеку. Это страшно. Мне придется либо умереть, либо разговориться. О чем думает Вилли, какую он ведет игру? Конечно, если эту непонятную игру ведет именно он, причем сознательно… Ведь может быть и так, что мои метаморфозы – не более чем реакция черного корабля на пьяные сны его командира…
Не знаю, есть ли на свете любители делать выводы при заведомой нехватке исходных данных, но я к ним точно не отношусь. Моих способностей к анализу обычно хватает ровно настолько, чтобы придерживаться здравого смысла. А он говорил мне, что надеяться мне надо в первую очередь на себя самого. Ведь если бы Вилли хотел меня спасти, то уже сделал бы это. При возможностях черного корабля – самая плевая задача! А если он и впрямь может влиять на меня на расстоянии, то почему бы ему не вмешаться еще разок? Как? Не знаю. Выбор за ним. Я не имел бы ничего против вновь превратиться на время в жуткую тварь, созданную моим инженерным воображением. Юхану со следователем пришлось бы пережить не самые приятные – зато последние – моменты в их жизни.