Человек по имени Беда
Шрифт:
И все-таки что-то нехорошее было в том, что этот мальчик так на нем сидел. Бесцеремонно это.
Бэда так и сказал.
– Тебя как звать? – спросил мальчик, щурясь. – Я тебя, вроде бы, видел прежде.
– Бэда, – сказал белобрысый программист.
– Беда, – поправил мальчик. И зашелся хохотом. Едва не повалился, пятками задергал в воздухе, попкой сверкнул.
– Повязку намотай по-человечески, – строго сказал Бэда. Ему не понравилось, что мальчишка потешается.
– Иди ты со своей повязкой… Этот вот, – мальчик
– Да…
– Говорил я ему, чтобы не делал этого. Ты ведь христианин, Бэда, верно?
– Ну. – Бэда заранее надулся. Ему немало пришлось уже выслушать по этому поводу. Бэда не был усердным христианином, как не был он усердным студентом, а теперь и сотрудником Оракула. Но переходить в иную веру не собирался.
– Так этот гад тоже христианином был, – сказал мальчик. – Представляешь?
– Не может быть! – Бэда даже рот приоткрыл.
– Точно тебе говорю.
– А откуда ты его знаешь? – спохватился Бэда. – Внучок, что ли?
На этот раз ему пришлось своего странного собеседника ловить, чтобы мальчик не стукнулся головой об угол ларька, так тот разбуянился от сугубого веселья.
– Я? Я-то? – наконец выговорил мальчик. – Да я же его душа!
Бэда сел рядом на ящик. Пошарив в карманах, вытащил украденный на презентации и так и позабытый мятый бутерброд с икрой. Поделил пополам. И вместе с душой покойного надсмотрщика из рабских бараков съел липкую булку с размазанными по ней икринками. Показалось вкусно.
Душа чавкала рядом. Поев, встала и с неожиданной злостью пнула покойника босой ногой.
– У, падла… – со слезой произнес мальчик. – Затаскал меня всего, замусолил… Дерьмом каким-то заляпал… Разве меня таким Господь сотворял? – Он развел в стороны тонкие свои руки, будто собираясь взлететь. – Меня Господь вот каким сотворял! Он меня воздушным сотворял! Мне в детстве видения были чистые и добрые! Я стихи слагал и… – Он всхлипнул без слез, горлом. – Я чистый был, светлый я был, да! Не смотри так! – напустился он на Бэду. – Что уставился?
– Тебя Господь красивым сотворил, – сказал Бэда без улыбки.
– Вот именно, – сердито подтвердил мальчик. Ресницами хлопнул. – А что со мной этот сделал? Во что он себя превратил? В церкви когда последний раз был?
– Я тоже давно не был, – сказал Бэда.
– О душе бы подумал, – укоризненно произнесла душа надсмотрщика.
– Вот я о ней сейчас и думаю, – сказал Бэда.
Он действительно о своей душе задумался. Но ничего пока что утешительного на ум не шло. Наконец Бэда сказал:
– Знаешь, что. Давай ты исповедуешься мне, а я – тебе. Я потом в храм пойду и за этого твоего вознесу…
– Что вознесешь? – спросила душа с подозрением.
– Ну… чего положено. Я у батюшки спрошу.
Душа призадумалась. А потом созналась, почти со слезами:
– Он меня в черном теле держал.
Тут Бэда понял, что душа ужасно боится. Потому и врет.
Он так и сказал.
– Чего боишься-то? – добавил Бэда.
Душа передернула плечами, обернулась, будто боялась увидеть кого-то.
– Ну… Сперва-то мне радостно было, что избавился от него. А теперь действительно страшновато стало, – сознался мальчик. – Как я с Ним увижусь… что скажу…
– Все вы Господа Бога боитесь, точно сборщика налогов, – сказал Бэда. – Он же тебя вон каким сотворил.
– Сам не знаю… Боязно все-таки. Ты там вознеси за меня, что положено.
– Ладно уж, вознесу, – сказал Бэда. – Ты не бойся. Вот слушай лучше…
Обнял мальчишку (тот теплым оказался, даже горячим, как маленькое животное), к себе прижал.
Начал рассказывать. Сперва честно пытался о грехах своих говорить; только грехи у Бэды выходили какие-то совершенно несерьезные. Много врал – но только начальству и больше от безнадежности. Много крал, но опять же, преимущественно еду и от голода. Остальное по мелочи. Что учился плохо, так это не грех. Вот только в Оракул попал и теперь служит богам Орфея… с этим непонятно что делать. Нарочно служить как можно хуже? Бежать? А если бежать, то куда? Некуда Бэде бежать, разве что в Ашшур податься, так ашшурцы его в два счета снова в рабство продадут.
Потом просто про разное говорить начал. Про Оракул рассказывал, про тетку Кандиду, про старшего программиста – ушлого Беренгария, про дуру бесноватую – жрицу Пиф.
Душа слушала, будто сказку. Вздыхала тихонечко. Наконец Бэда замолчал, отодвинул мальчика от себя, в лицо ему заглянул.
– Ну что? – спросил он. – Не страшно тебе больше?
– Ага, – сказала душа надсмотрщика.
– Пойдем, что ли? – сказал Бэда.
Они с мальчиком встали и пошли дальше по площади. А дедок остался лежать за пивными ларями.
За Евфратом, перейдя мост Нейтокрис, Бэда с душой надсмотрщиковой простился и отправился в Оракул. Душа же побрела вниз по течению Великой Реки и скоро скрылась из виду.
Поскольку сегодня дежурства у Пиф не было, то она явилась в Оракул поздно – около часа дня. И в цивильном: легкие джинсы, полупрозрачная кружевная блузка (кружева настоящие, шелковые, цены немалой). Темные волосы тщательно вымыты и блестят, схваченные лентой.
Постукивая легкими каблучками по мраморным ступеням, взбегает по парадной лестнице – помилуйте, разве эту девицу, вдребезги пьяную, несколько часов назад тащили вниз, опрокидывая по дороге лакеев и канделябры? Слабый горьковатый аромат духов, уверенные движения. И во всех зеркалах, справа и слева и на потолке – Пиф Трезвейшая, Пиф Чистейшая, Пиф Неотразимая…