Человек по имени Феникс
Шрифт:
— А синичка где? — неожиданно спросила девушка, и я понял, что она меня простила (правда за что?!) — Я по ней соскучилась!
Пожав плечами, я ответил, что видел птицу последний раз только когда мы входили в город. У нее же тоже могут быть свои птичьи дела, в которые не следует влезать всем тем, у кого две руки, две ноги и нет перьев...
— Дяденька, покатайте и меня!
— И меня!
— Меня!!!
— Покатайте!!!
Крики и смех услышал я, проходя мимо одного цветущего парка. Захотелось узнать, что это за "дяденька" такой, который "катает" детишек в тихом уединенном месте, и не следует ли звать полицию. Нет, оказалось за детей можно быть спокойным, ведь они оказались в надежных руках
— Какая прелесть! — вымолвила Ольга, захваченная романтикой катания в лодке. Я подумал, что она захотела покататься со мной вдвоем, по какому—нибудь тихому озеру, вдали ото всех... — Я тоже хочу!
А я хотел уйти по—тихому и никому не мешать отдыхать так, как они этого хотят. Эх.
— Милорд! — возликовал Рин, когда услышал восклицание Ольги, а затем и увидел меня с ней. — Не желаете присоединиться?
— Желаю! — опередила меня Ольга, посчитав, что обращаются к ней.
— Думаю, я слишком стар для катания на лодке, — попытался было отказаться я, вот только кто бы еще приглашал меня кататься.
Не менее часа прошло, прежде чем я сумел опустить руки и перевести дыхание. Катал я этих детишек по парку — ну и хорошо — я люблю детей, но я оказался еще ездовой лодкой и для Ольги, которой происходящее доставляло еще большее удовольствие, нежели детишкам, но и ее я могу стерпеть. Вот только не могу понять, почему это я, вроде как господин всех тех, кто сел на мой горб, должен катать еще и здоровенного детину Рина?! Когда он полез в лодку, то я так и спросил его: "не перебор ли, кататься на спине у господина?". На что мой "слуга" отвечал: "Так я вас потом два раза прокачу!". И признаться честно, я ничего не мог на такое вымолвить. Он признался, что поработает для меня больше чем я для него — вот и все сюзерено—вассальство.
Мы с Ольгой отправились дальше путешествовать по городу, а дети, среди которых затесался взрослый ребенок, отбросили надоевшую лодку подальше и начали придумывать новую игру. Прежде чем отбросить лодку, Рин настойчиво предлагал и мне прокатиться те два раза. Я естественно отказался... от двух раз. Но один разик — можно.
— О, тут и такое есть! — удивился я, когда заметил крупное здание с вывеской "Театр".
— Конечно, — ответила моя спутница. — Можно было бы зайти, но вот представлений на сегодня нет.
Не сказать, что я сильно расстроился, но все же увидеть иномировую постановку думаю, стоит как—нибудь.
Внезапно услышал я топот множества ног, а следом и крики:
— Держи ее!
— Хватай ведьму!
— На костер!
Почему—то мне сразу стало нехорошо на душе, словно тяжким грузом легло ощущение неотвратимой беды. И действительно, стоило нам с Ольгой посторониться, как мимо нас пробежала веселая и счастливая Миалла, а следом за ней толпа горожан с факелами, веревками и цепями. Пробегая мимо меня, ведьма даже успела послать воздушный поцелуй. Она не выглядела напуганной или расстроенной, нет — она была счастлива! Чего нельзя сказать о преследователях, которые пылая праведным гневом, наполненные желанием сжечь ведьму, преодолевали возможности своих тел и
— Дела—а! — протянула Ольга, и я вынужден был с ней согласиться.
Еще долго мы гуляли по Сбору. Даже спустились к менее зажиточным частям города. Постоянно оглядываясь, я привлек внимание Ольги:
— Что—то случилось?
— Нет. Все нормально, — отвечал я, но продолжил коситься по сторонам. Меня не покидало ощущение, что за нами кто—то следит.
Прогуливаясь по одной из улиц, я застал еще одного товарища. Первосвященник Харимон зазывал народ уверовать в своего бога и отринуть пустое язычество или господствующий атеизм. Для этого он устроил импровизированную сцену из бочек и сложенных на них досок. С этой сцены он вещал истины, в кои верил сам, простому городскому люду, совершенно не обращавшему внимания на лишнюю трескотню, и продолжавшему спешить по своим делам. Харимон размахивал руками, топал ногами, забывшись, что все это представление происходит на криво собранном помосте, грозящем каждую секунду развалиться.
— Что—то цирк в этот раз рано приехал, — задумчиво проговорила Ольга, увидевшая выступление огненного мага.
— Эх, этот цирк приехал лично со мной.
— Ты руководишь цирком?
— Да, и ты почти со всеми его представителями познакомилась. Жаль самых главных клоунов я отправил в отпуск, — произнес я, с грустью и тоской вспоминая верных и надежных тавров.
— ...ибо сказано в Книге Огня: "И придет Огнеликий. И будет гореть он. И..."
— Давай пойдем отсюда? — предложил я девушке, заслушавшейся проповедью первосвященника. — А то чует сердце: меня опять втянут!
— "...и вознесется дух сгоревшего вместе со мной..."
— Интересно же, — не унималась подруга, продолжая приближаться, к пытающемуся сохранить равновесие на разваливающемся под его ногами постаменте священнику. — Давай посмотрим еще.
— "...сказал тогда Рака—Хье—Ин недостойному смертному..."
— Чего тут смотреть?! — не унимался я, все яснее ощущаю угрозу своему мирному существованию.
— Погоди! Он вот—вот упадет!
Бедный Харимон даже и не подозревает, что все те, кто останавливаются послушать его проповедь, на самом деле ожидают его скорейшего падения. Впрочем, так всегда и бывает, падение того, кто высоко взлетел, вызывает больший интерес, нежели сам взлет.
— "...овца пасется на лугу, рыба в воде, а человек..."
"Ну же, падай!!!" — так и ощущал я молчаливый приказ дюжины собравшихся вокруг людей.
И он упал.
Раздался грохот, поднялась пыль; зрители разразились хохотом, а священник поминал отнюдь не ангелов. Не имея сил оставаться в стороне, я подбежал к товарищу и помог выбраться из—под обломков помоста. Отряхнул от пыли и убедился, что маг физически не пострадал, а вот на душе зазияла рана. Еще бы не расстроится, когда мало того, что на тебя смотрят как на клоуна, так еще и потешно падаешь в угоду толпе. Так стало обидно за этого человека веры (пусть и пустой), что...
— Чего хохочете? Человек упал, а вам потешно? Никто, ведь никто из вас не решил подойти и помочь подняться! Грустно должно быть, а вы смеетесь!
Вначале весельчаки хотели и меня засмеять. Ведь слова не так уж и важны, когда их не желают слышать, и один мужичок уж поднял руку, указывая на меня и сквозь смех, выговаривая "еще один...". Но мне так и не удалось узнать, что же я за "еще один", потому как меня узнали, и смех разом прекратился. За мгновение, вся эта хохочущая братия, что сквозь смех и толстокожесть не слышала и не чувствовала ничего кроме себя, словно попала под холодный душ. Им сразу звучным колоколом отливались мои слова в мозгу и раскаленным железом навечно выжигались в памяти.