Человек-подушка
Шрифт:
Тупольски. Если я вас попрошу о чем-то прямо или если я глазами потребую вас к ответу: «Давай, говори», только глазами, тогда вы будете иметь возможность говорить. Но если я что-то говорю вам и еще не закончил…
Катурян. Понимаю. Простите меня.
Тупольски. Вы снова за свое? Я вас о чем-то спросил? Мои глаза сейчас сказали вам: «Открой рот и говори»?
Катурян. Нет.
Тупольски. Нет. Так да или нет? (Пауза.) А? Вот сейчас я задал вам конкретный вопрос и мои глаза как
Катурян. Простите. Я нервничаю.
Тупольски. Имеете право нервничать.
Катурян. Понял.
Тупольски. Вы меня не слышите. Я сказал: «Имеете право нервничать».
Катурян. Почему это?
Тупольски. (пауза) «Три преступника на перепутье». Что вы хотели сказать этой историей?
Катурян. Я ничего не хочу сказать. Это лабиринт, из которого нет выхода.
Тупольски. И все-таки каков выход?
Катурян. (пауза) Его нет. Это лабиринт, из которого нет выхода.
Тупольски. Мне кажется, выход должен быть. Или я попросту идиот.
Катурян. Да, вы правы. Моя идея состоит в том, что вас должно интересовать, есть ли выход из этой ситуации, но на самом деле здесь выхода нет. Потому что нет ничего хуже. Хуже, чем те два преступления, о которых там говорится.
Тупольски. Нет ничего хуже?
Катурян. (пауза) А разве не так?
Тупольски просматривает и пересказывает историю.
Тупольски. Человек очнулся в железной клетке, где его оставили умирать голодной смертью. Он помнит, что совершил преступление, за которое его наказали, но каким оно было, в памяти не сохранилось. Рядом с ним, на перепутье, он видит еще две клетки с преступниками. Над головой одного из них написано: «Насильник», над головой другого: «Убийца». Тело первого превратилось в пыльный скелет. Во второй клетке сидит едва дышащий старик. Наш герой силится прочесть табличку над своей головой, но не видит ее, поэтому он просит старика помочь ему вспомнить, что же он натворил. Старик смотрит на табличку, затем на героя и в приступе гнева плюет ему в лицо. (Пауза.) Приходят монашки. Молятся перед трупом насильника. Ага… Дают хлеб и воду старику-убийце. Ага… Затем читают табличку над головой третьего преступника. Бледнеют, бросаются в плач и поспешно убегают. (Пауза.) Приходит разбойник, ага… Скелет его явно не интересует. Увидев старика, он ломает клетку и выпускает убийцу на волю. Подходит к третьей клетке, читает. Сдержанно улыбается. Наш герой улыбается ему в ответ. Затем разбойник берет пистолет и стреляет ему прямо в сердце. Умирая, преступник кричит: «Умоляю, скажи хотя бы, что я натворил?!» Разбойник седлает лошадь и уезжает, не сказав ни слова. Последний вопрос, который смог задать наш герой, был таков: «В ад иду ли я теперь?» И последнее, что услышал он
Катурян. Хорошая история. Для нее бы придумать какой-нибудь «изм»? А вот какой «изм» придумать? Не могу понять. Но на самом деле я не люблю «измов». Но в этой истории нет ничего предосудительного. Вам так не кажется?
Тупольски. Нет, здесь нет ничего предосудительного. Здесь нет ничего, чтобы давало бы повод называть человека, который это написал, больным на всю голову, чёкнутым придурком. Отнюдь. Но для меня эта история… она как намек.
Катурян. Намек?
Тупольски. Да, намек.
Катурян. А…
Тупольски. Здесь говорится одно, а на самом деле оказывается, что говорится другое.
Катурян. Ммм…
Тупольски. Это намек. Понимаете?
Катурян. Да, понимаю. Это намек.
Тупольски. Намек. (Пауза.) Так вы говорите, это ваш лучший рассказ?
Катурян. Нет. Это один из моих лучших рассказов.
Тупольски. Ах, один из лучших. У вас таких много.
Катурян. Да. (Пауза.) Мой лучший рассказ – это «Город у реки». Вернее, «История о городе у реки».
Тупольски. Ваш лучший рассказ – «Город у реки»? Подождите, подождите, подождите…
Тупольски быстро находит нужный текст.
Вот… Нашел. Ах, да, понятно. Теперь мне кое-что стало ясно. Лучший ваш рассказ.
Катурян. А что такое? Тоже намек?
Тупольски внимательно смотрит на Катуряна.
Ну да, он единственный, который я смог опубликовать.
Тупольски. Нам это известно. Это единственный опубликованный вами рассказ.
Катурян. Давным-давно уже.
Тупольски. (Посмеивается. Пауза.) Его опубликовал «Либертад».
Катурян. Да.
Тупольски. «Либертад».
Катурян. Я, правда, не читал.
Тупольски. Вы не читали?
Катурян. Я везде посылаю свои рассказы в надежде на то, что их где-нибудь возьмут. Он вышел, а я даже не видел его в газете.
Тупольски. Вы никогда не читали «Либертад»?
Катурян. Нет.
Тупольски. Это не запрещенный журнал. Вы имели право его читать.
Катурян. Знаю. Конечно, если у меня там рассказ. Знаю.
Тупольски. Там тоже звучит ваша тема. (Пауза.) Это «Либертад» заказал вам написать рассказ на эту тему? «Напишите-ка нам рассказ про бедного малышку»… «Напишите-ка нам что-нибудь про маленьких детишек, которых обижают родители». Так они сказали?
Катурян. Они дали только объем. Максимальный объем рассказа.
Тупольски. А тему вы выбрали сами?