Человек против Бога
Шрифт:
Новый век, который многие называют «постхристианским», есть одновременно и век, следующий «за нигилизмом», — это определение отражает одновременно и реальный факт в настоящем, и надежду на будущее. Реальный факт состоит в том, что нигилизм, негативный по своему содержанию, хотя, возможно, и позитивный по своим устремлениям, всю свою энергию черпающий из страсти к разрушению христианской истины, достигает цели своей программы в тот момент, когда производит механизированную «новую землю» и дегуманизированного «нового человека». Здесь уничтожается влияние христианства на человека и общество, и теперь нигилизм должен отойти в сторону и уступить место другому, более «конструктивному» движению, способному действовать на основе автономных и позитивных мотивов.
Это движение, которое мы будем описывать под именем анархизма, перенимает у нигилизма эстафету революции и должно будет довести до логического завершения то, что начал нигилизм.
Надежда, содержавшаяся в определении «за нигилизмом», наивна, ее духовный и исторический смысл состоит в том, что новому веку предстоит увидеть не только
Подобное же отношение порождает надежды, связанные с Советским Союзом. Большинство людей, «будучи реалистичными», принимают социальные, политические, экономические преобразования, производимые марксизмом, резко осуждая при этом его насильственные методы и экстремистскую идеологию.
Исполненные оптимизма и надеющиеся на изменения к лучшему, они приветствовали «оттепель», явившуюся со смертью Сталина, ожидая вскоре увидеть первые признаки далеко идущего марксистского идеала. От «сосуществования» легко перейти к сотрудничеству, а от него и к гармонии. Подобные идеи — результат глобального непонимания природы современной революции. Нигилизм — лишь одна из ее сторон. Насилие и отрицание, разумеется, только подготовительный этап более обширного плана, чья цель обещает быть не то чтобы лучше, но несравненно хуже, чем век нигилизма. Если в наше время мы видим признаки того, что эра насилия и отрицания проходит, то это совсем не потому, что нигилизм «преодолен» или «исчерпал себя», но потому, что задача его практически завершена и в нем нет более нужды. Возможно, революция переходит из фазы злобной в фазу более «милостивую» — но не потому, чтобы она изменила свое направление и стремления, а потому, что она уже приближается к достижению своей главной цели, от которой никогда не отказывалась, и, упоенная успехом, она приготовилась расслабиться и насладиться этой целью.
Последняя надежда современного человека оказывается лишь еще одной иллюзией; надежда на новый век, следующий за нигилизмом, представляет собой формулировку последнего пункта в программе революции.
И марксизм вовсе не единственный способствует осуществлению этой программы. Сегодня не существует ни одной крупной державы, чье правительство не было бы «революционным», не найдется ни одного облеченного властью или влиянием лица, чья критика марксизма шла бы дальше предложения более удачных средств для достижения не менее «революционной» цели. Отказаться от идеологии революции в современном «интеллектуальном климате» слишком явно означало бы обречь себя на политическое безвластие. Что еще яснее может доказать антихристианский характер нашего века? (Глубинное антихристианство есть, несомненно, то псевдохристианство, которое является целью революции.)
Сам нигилизм, подходя к завершению своей программы, указывает на цель, лежащую за ней, в этом-то и состоит реальное значение нигилистической апологии Йейтса и других. И снова именно у Ницше, этого причудливого «пророка», знавшего о нигилизме все, кроме его главного смысла, эта идея выражена с наибольшей силой:
«При определенных обстоятельствах возникновение экстремальных форм пессимизма и действительного нигилизма может служить признаком того, что идет процесс чрезвычайного роста и человечество переходит в совершенно новые условия существования. Вот что я понял» [61].
«За нигилизмом будет происходить "переоценка ценностей": в этой формуле находит выражение некоторое контрдвижение, являющееся таковым по своему принципу и миссии; в отдаленном будущем оно сменит совершенный нигилизм, который оно рассматривает, однако, как необходимый шаг на пути к собственному приходу, необходимый как логически, так и психологически, и оно, это движение, может наступить только как его кульминация и выход из него» [62].
Достаточно странно,
Вот это-то «движение вперед», которое Ницше и Ленин описывают как «совершенно новые условия существования», и является главной целью революции. Эта цель, поскольку она находится «за нигилизмом» и представляет собой обширную тему для разговора, требует отдельного рассмотрения. В заключение настоящей главы и нашего разговора о нигилизме определим еще его природу, трехчастный вывод нигилистической мысли.
Эту задачу можно рассматривать как, во-первых, вывод из нигилистического уничтожения старого порядка — это идея «нового века» — «нового» в абсолютном, а не в относительном смысле. Этот начинающийся век не просто последний или даже величайший из всех веков, он есть вступление в совсем иное время, противопоставленное всему, что было прежде. В 1884 году Ницше писал в одном из писем: «Быть может, я первый говорю сейчас об идее, которая разделит историю человечества надвое» [64], следствием ее будет то, что «все, кто родится после нас, будут принадлежать более высокой истории, чем вся предшествующая история» [65]. Конечно, Ницше был ослеплен гордостью — он не сделал никакого «открытия», а лишь облек в слова то, что уже какое-то время «витало в воздухе». Та же самая мысль была высказана Достоевским еще двенадцатью годами раньше устами Кириллова, наиболее крайнего представителя «бесов»: «Тогда новая жизнь, тогда новый человек, все новое… Тогда историю будут делить на две части: от гориллы до уничтожения Бога и от уничтожения Бога до… перемены земли и человека физически» [66].
Здесь заложен уже второй вывод нигилистической мысли. Нигилистический бунт и антитеизм, ответственные за «смерть Бога», дали жизнь идее, которая должна открыть этот «новый век», а именно: идее преобразования самого человека в бога.
«Все боги мертвы, — говорит Заратустра Ницше, — теперь мы желаем, чтобы жил суперчеловек» [67]. «Убийство» Бога слишком серьезная драма, чтобы человек мог оставаться в прежнем состоянии: «Не следует ли нам опять стать богами, чтобы быть достойными этого?» [68] У Кириллова же суперчеловек есть человеко-бог, потому что, по его логике, «если Бога нет, то я сам бог» [69].
Именно эта концепция суперчеловека лежит в основе и вдохновляет идею «преобразования человека» как в реализме Маркса, так и в витализме бесчисленных оккультистов и художников. Разнообразные концепции «нового человека» есть не что иное, как наброски суперчеловека, как ничто, бог нигилизма, — это пустота, ожидающая быть заполненной откровением «нового бога»; так же и «новый человек», которого нигилизм лишил формы и характера, умалил, оставил без веры, без ориентации, — этот «новый человек», независимо от того, оценивают ли его положительно или отрицательно, стал более «подвижным» и «гибким», «открытым» и «восприимчивым», он — пассивный материал, ожидающий нового открытия или откровения и приказа, который бы облек его в его окончательную форму.
Наконец, вывод из нигилистического уничтожения власти и порядка представляет собой присутствующую во всех мифах «о новом порядке» идею об абсолютно новых видах порядка — порядка, который его наиболее яростные защитники без колебания называют «анархией». По марксистскому мифу, нигилистическое государство должно «отмереть», оставив мировой истории уникальный мировой порядок, который без преувеличения можно будет назвать «тысячелетним царством».
«Новый век», управляемый анархией и населенный «суперлюдьми», — вот революционная мечта, которая вдохновила невероятные драмы современной истории. Это апокалиптическая мечта, и правы те, кто видят в ней странное извращение христианского ожидания Царства Небесного. Но этим нельзя оправдать того «сочувствия», которое вызывают, у многих по крайней мере, наиболее «честные» и «благородные» из революционеров и нигилистов; вот одна из ловушек, о которых, мы считаем, необходимо предупредить сразу. В мире, балансирующем на краю благонамеренных, но наивных людей, большим искушением служит желание избрать некоторых наиболее ярких представителей, населяющих современный интеллектуальный ландшафт, и, в неведении истинных критериев правды и духовности, сделать из них «духовных гигантов», чье слово было хотя и «неправославно», но «зажигательно». Однако реальность и этого, и будущего мира слишком сурова, чтобы можно было позволить себе подобную неопределенность и либерализм. Благие намерения слишком легко попадают мимо цели, гений и благородство слишком часто извращаются, развращение лучших производит не лучших, так сказать, второго сорта, но худших. Нельзя отказать в талантливости, ревности и ладе, некотором благородстве таким, как Маркс, Прудон, Ницше, но их благородство — это благородство Люцифера, некогда первого из Ангелов, который, желая стать большим, чем он был, ниспал с такой высоты в бездну. Их видение, которое некоторые принимают за род более глубокого христианства, есть видение правления антихриста, сатанинское извращение и подделка Царства Божия. Все нигилисты — и прежде всего наиболее гениальные и обладающие наибольшей широтой видения — пророки диавола, отказывающиеся отдать свой талант на смиренное служение Богу. «Они воюют против Бога Его же дарами» [70].