Человек решает сам (с илл.)
Шрифт:
С самого раннего утра начались неприятности. Я хотел улизнуть из дома, пока дядя Афанасий еще спал, и одевался чуть дыша, боясь сделать лишнее движение. Но, когда я был уже в пальто, дядя закряхтел, закашлялся и открыл глаза.
— Куда ты спозаранку? — спросил он.
— В булочную… и вообще купить… — соврал я.
— Знаю я твою булочную! Вечером из нее воротишься. Каникулы у мальца, мог бы с дядей родным их проводить, а не шляться где попало. Мне уезжать скоро. Хоть отпуск и продлили, а все равно пора, дома делов куча, без меня все
Фу ты, нудный какой! Начнет бубнить про этих кур несчастных — тошно делается. Вот умеет людям настроение портить. И ведь каждый день так. Скорей бы уезжал…
Я не дослушал, схватил шапку — и быстрее на улицу. Как было условлено, мы с Валей и Олегом пошли в Европейскую гостиницу к Витторио Кьязини. Он там жил. Итальянец хотел сегодня отправлять посылку Джиджи, и мы торопились отнести свои подарки малышу. Накопилась масса всего. И от школьных ребят, и от нас троих. Разные книжки — пускай учит русский язык. Заводные игрушки, потом наши самоделки, а Валя сшила Джиджи красную шелковую косоворотку. Кьязини понравилась такая рубашка у Олега, и он старался выучить ее название, но никак не получалось, и он смешно выговаривал: «косаварьотка».
Нас легко пропустили в гостиницу, потому что служащие знали Валю. Ее мама там работает в прачечной. Поднялись мы на третий этаж, постучали в номер Кьязини.
Никто не ответил, хотя мы стучали несколько раз. Олег собрался уходить, но Валя дернула ручку, и дверь открылась. В комнате было темно, занавески на окнах задернуты, и только рядом с кроватью на столике горела небольшая лампа. Из опрокинутого графина капала на столик вода. На коврике валялось мятое полотенце.
Итальянец лежал с закрытыми глазами, лицо его было красное-красное, и дышал он так, как будто пробежал несколько раз стометровку.
— Что это с ним? Выпил вина? — прошептала Валя. — Лучше уйдем; я так боюсь пьяных.
— Оставим пакеты и уйдем, — согласился я. — Я вовсе не боюсь, да противно… Ну его, пошли!
Мы положили пакеты на кресло, Валя первая выскочила из комнаты.
В дверях я обернулся, чувствуя, что Олег не идет за мной. И правда, он осторожно, на носках пробирался к кровати…
— Куда ты идешь? С пьяным вздумал связываться! — шепнул я.
В это время итальянец громко застонал, дернул ворот пижамы и что-то быстро забормотал.
Я выбежал в коридор.
— Ужас какой! — сказала Валя.
Олег не выходил из комнаты, и я заглянул туда. Смотрю — он держит руку итальянца и говорит быстро-быстро:
— Шесть, семь, восемь…
Считает пульс. Вот положил руку на лоб итальянца, повернулся ко мне. Лицо у Олега строгое, серьезное.
— Он болен, без сознания… сильный жар, — сказал Олег. — Ты, Веня, побудь с ним,
Мы с Валей недолго сидели у кровати больного. Пришел Олег с доктором и еще какие-то люди, пришли санитары с носилками. Нас попросили выйти; мы стояли в коридоре, и Олег волновался еще больше нас. А потом мы проводили Кьязини до самой машины, пока его несли на носилках. Итальянец открыл глаза и улыбнулся мне, но сразу снова закрыл их. Я прямо сгорел от стыда, что так плохо подумал о нем, и Валя, по-моему, тоже сильно переживала.
Когда машина отъехала, Олег сказал:
— Хотите, побежим в больницу, тут недалеко. Узнаем, как пройдет операция.
— Конечно, хотим! — сказала Валя. — И как это мы… Если бы не ты…
Долго сидели мы в садике больницы, пока Витторио Кьязини делали операцию. Утро было тихое, солнышко грело, на ветках деревьев таял снег и падали блестящие чистые капли. Суетились воробьи. Так хорошо, весело, а бедный итальянец мучается… Будет ли жив? Олег сказал, что это страшно опасно, такой запущенный случай болезни.
— Ты прямо настоящий доктор, — сказал я. — Как ты узнал, что аппендицит?
— В Киеве с нашим жонглером случилось такое же. Я помогал маме смотреть за ним, пока вызывали «Скорую». Мама потом мне объяснила, какие бывают признаки.
Наконец нас позвали к доктору. Какое счастье, все благополучно! Доктор расспросил, как мы попали к итальянцу и кто из нас поднял тревогу и вызвал врачей. Валя показала на Олега и стала объяснять, почему мы были в гостинице.
— Еще бы часа два, три, и возможно, нам не удалось бы спасти вашего друга, — сказал доктор, крепко пожимая Олегу руку. — Молодец, просто молодец!
Олег смутился и заспешил домой, а Валя выпросила разрешение у доктора навещать итальянца почаще.
Олег действительно молодец. Ни капельки не загордился. И, когда по дороге в цирк мы заговорили об этой истории, он стал рассказывать о другом, — видно, хотел нас отвлечь.
А ведь подумать страшно. У Кьязини выходной день, могли не хватиться его хоть до завтрашнего утра, — лежал бы один без памяти у себя в номере… Конечно, Олег спас ему жизнь. Когда я сказал об этом, Олег ответил:
— Если уж говорить честно, то спасла его Валя.
— Ты что, смеешься? — рассердилась она.
— А вспомните, как было дело. Мы постучались в комнату, никто не ответил, и я хотел уйти. Валя открыла дверь? Валя.
— А вошел первый ты, Веня. Правильно? — спросила Валя.
— Верно, — засмеялся я. — Значит, мы все его спасли!
Ну, я-то знаю. Если бы не Олег… Вот это настоящий парень! Я гордился им. Мы шли по улице рядом, и я от радости схватил его за руку и начал трясти.