Человек рождается дважды. Книга 2
Шрифт:
— Не помешала? — Татьяна окинула взглядом комнату и стала поправлять волосы. Кругом всевозможные флакончики, салфеточки. На празднично накрытом столе деликатес (тэ) — тарелка свежих огурцов.
— Мы вас ждём, садитесь. Я рада с вами познакомиться, — говорила Алла Васильевна, щуря зелёные глаза. Татьяна почувствовала, что Её оглядели с ног до головы. Валя показала на стул у окна.
— Да и мне любопытно узнать вас, — улыбнулась Татьяна и села рядом с Валей. — Слышала о вас. Как говорят, земля
— О-оо?.. — протянула Левченко. — Чем же вызван такой интерес к моей персоне? Я ведь не ударница и даже не активный строитель социализма. А так сказать…
— Музейная редкость, — добавила за неё Татьяна и засмеялась. — Вы только не обижайтесь, я хотела пошутить, но получилось грубовато. Мне совсем не хотелось вас обидеть.
Алла Васильевна улыбнулась:
— Кто-то должен заниматься и украшением рук женщин. А кроме того, я иногда стенографирую и печатаю на машинке.
В коридоре послышались шаги и голоса.
— Чего не сделаешь для любимой женщины? Это вашему брату-холостяку свобода, — говорил мягкий баритон.
— Ну это как сказать, — ответил глухо второй. — И куда?
— Пока на метеорологическую станцию в устье Дебина. Ну а там обещают перевести в один из центральных посёлков. Так что через пару недель — прощай ты, новая деревня…
— Это хорошо, Валюша обрадуется…
Валя с радостью бросилась к двери. Мужчины вошли. Красивый блондин с тонкими чертами лица поцеловал Валю в висок и, подойдя к Татьяне, представился:
— Корзин Павел, — и, наклонившись, поцеловал Ей руку. Второй топтался у порога.
— Сергей Константинович!.. Чего же вы? Знакомьтесь, — схватила Его за руку Валя и подвела к Татьяне.
— Фомин, — сказал он тихо.
Валя всех пригласила к столу.
Беседа не клеилась. Корзин был задумчив и раздражителен. Видимо, Его не особенно радовал предстоящий отъезд в тайгу. Фомин сидел рядом с Левченко и молчал. Да и Татьяна чувствовала себя неловко. После ужина она предложила погулять. Все с облегчением согласились. Фомин бросился к своему пальто.
Алла Васильевна поправила Ему воротник.
— Не нужно сердиться, мой мальчик. Это тебе не к лицу. Улыбнись-ка лучше. Вот так. — Фомин покраснел. — Не смущайся, право. Ты не ребёнок, да и мы не институтки. А потом, куда это ты так заторопился? — спросила она пытливо.
— Днями предстоит командировка. Поручили комплектовать новое лагерное отделение. Нужно кое-что подготовить.
— На трассу? Это хорошо, немного развеешься.
Фомин попрощался. Левченко набросила шаль и пошла Его провожать.
Корзин сослался на дела и остался дома.
Валя шла рядом с Таней и молчала.
Татьяна взяла Её под руку.
— Скоро буду на Среднекане. Может быть, что-нибудь передать?
— Его там нет. Он Ещё осенью
Татьяна рассмеялась:
— Я о Нине.
— Ах, Нина? Да-да… Передайте Ей, что обязательно скоро встретимся.
Утром Фомин договорился с начальником управления/ о переводе на Оротукан нескольких бригад заключённых, в том числе и бригады Вагина. Потом он направился в учётно-распределительный отдел лагеря и занялся подбором специалистов по учётным документам. К нему постучали и попросили подойти к телефону.
В комнате секретаря Сергей взял трубку.
— Да, я! Здравствуйте. Посылка вам? Помочь? Я страшно занят… А вечером совещание и вернусь поздно… Что-о, уже оформлено получение? Да, так можно. Пусть тогда до утра полежит у меня. Ну хорошо-хорошо, сейчас иду!.. — Он повесил трубку и украдкой вышел.
Солнце зарылось в косматую тучу. Потянуло пронизывающим ветром. Зашушукались лиственницы. Прыгая, проскакал мимо клочок бумажки.
Чёрт бы забрал и Аллу Васильевну, и Её посылки, и всё, всё. Надо кончать. В эту минуту он ненавидел Левченко, презирал себя.
Он говорил это себе каждый раз, и каждый раз встреча с Аллой Васильевной опрокидывала Его благие намерения.
— Сергей! Сергей! — услышал он голос Левченко. Она стояла на тропинке. Рядом белела посылка.
Умница. Догадалась выйти навстречу, где нет людей. Не задерживаясь, он подхватил Ящичек и занёс Его к себе в комнату.
Домой с работы вернулся, как и предполагал, около полуночи.
— А-у!.. — промурлыкал голос с кровати. Он зажёг свет и остановился у порога. Это уже было слишком.
— Алла Васильевна! Ну зачем же вы здесь?
— Не виновата, что все женщины так любопытны… Мне не терпелось узнать, что там прислала сестрёнка…
Когда в соседней комнате часы пробили час ночи, Алла Васильевна встрепенулась.
— Не могу больше. Вскрой, посмотрим.
Она закуталась в одеяло.
— Ты выкладывай всё на стол и говори.
— Коньяк, корейка, кашне… (нэ) — перечислял он, перекладывая вещи. — А это что? Да тут Ещё одно место с письмом. — Он вынул из Ящика коробку с привязанным конвертом и протянул Левченко. — Пожалуйста.
— Нет, читай ты, только громко. А я буду слушать и тем временем оденусь. — Она спустила с кровати ноги и потянулась за платьем.
— Ты знаешь, я не любопытен.
— Но я прошу. Да посмотри, что там в коробке.
Фомин разорвал конверт и стал читать. В письме сообщалось о смерти тёти Сони.
— Несчастная женщина! И всё из-за мужа. Он ведь из потомственного, убеждённого духовенства. Арестован в тридцать первом, — вздохнула Левченко и, облокотившись на подоконник, стала сосредоточенно слушать.