Человек, рожденный быть королем

Моррис Уильям

empty-line/>

И он пошел. Но Михаил

Стоял, задумчив и уныл.

Исчез его волшебный сон;

Он был унижен, оскорблен

Насмешкой сквайра, и слеза

Ему туманила глаза.

Пока наш мельник слал вослед

Прощальный мальчику привет,

Самьель, еще угрюмей став,

Ногой притопнул, рвал рукав,

И Михаил, страшась угроз,

С глазами влажными от слез,

Навек покинул край родной

И дом с счастливой тишиной.

Но тут к нему из-за угла

Старушка тихо подошла

И, принимая на груди,

Сказала: «Милый мой, прости!

Мой сын! За то, что столько лет

Тобою красен был мне свет,

Теперь грущу всем сердцем я.

Да будет же вся жизнь твоя

Светла, счастлива! Не забудь,

Когда найдешь к величью путь,

Что в нашем доме, где опять

Былому счастью не бывать,

Имел ты все, что на земли

Тебе доставить мы могли;

Что в нас нашел ты мать, отца;

Что наши старые сердца

Ты молодил, и что теперь

Не знать нам радостей!»

«Умерь,

Старушка, грусть свою! — сказал

Суровый граф. — Я запоздал!

Король к обеду ждет его,

Что в знать попал из ничего!»

При этом слове вышел он,

И вслед за ним, полусмущен,

Полуиспуган и, меж тем,

Влеком в неведомый эдем,

Шел робко мальчик. Перейдя

Плотину, сквайр и с ним дитя

Уселись на лошадь, и граф

Поехал, слова не сказав.

Покуда мчались ездоки

Знакомым берегом реки

И раздавался в камыше

Простой, но сладостный душе

Напев осенних пташек в зной

Полудня осени златой, —

Видений чудных полный сон

Из дум ребенка выгнал вон

И страх, и горе. Слитком юн

Он был чтоб думать, что перун

Готов сразить его; притом

Он был и с жизнью не знаком.

Теперь весь мир пред ним лежал

Широк и ясен; не вселял

В него и сквайр тревожных дум,

Но ехал молча и угрюм.

Так проезжали здесь они

Пустынным берегом одни,

Пока открылся наконец

Им путь, ведущий во дворец.

Но сквайр с дороги повернул,

И вскоре серый конь шагнул,

Гремя копытами, на мост.

Отсюда путь их вел в погост,

Поросший вереском, где встарь

С Самьелем ехал государь.

Заметив это, Михаил

Вдруг с изумлением спросил:

«Милорд! скажите мне, давно ль

Стал жить в глухом лесу король?»

Но сквайр: «Глупец, молчать изволь!

Живет, где вздумает, король.

Теперь с монахами один

Живет в лесу твой властелин».

И нахлобуча свой берет,

Ворчал: «Будь проклят целый свет,

Король и ты! За вас за всех

Беру я на душу ваш грех.

Я стар, и мне пора б в тиши

Подумать о грехах души».

Сказав, коню он шпоры дал,

А сам вполголоса ворчал:

«Да, да! Будь проклят день и час,

Когда я в мире встретил вас».

При этом слове он вздохнул;

Он вдруг, казалось, вспомянул

Давно минувшее, когда

Была душа его чиста.

Как будто тех же полон дум,

Меж тем взбирался на о бум

Усталый конь на холм, и вот,

Когда достигнув он высот,

Очам открылся чудный вид,

Сияньем солнечным облит, —

Вид милой сельской стороны,

Где жизнь на лоне тишины

Незримо в радости неслась,

Где зелень с золотом слилась.

Меж тем деревья здесь и там

Путь заграждали ездокам.