Человек с чужим прошлым
Шрифт:
Длинной дорога была от невеселых дум. Что ждет впереди, нет, не в парке, а вообще впереди, в ее жизни? Уж так устроен человек: никак не может он прожить одним днем, все время стремится заглянуть в будущее и страшится этого, словно стоя на краю глубокой пропасти осторожно смотрит вниз, боясь сорваться с крутизны. Захватывает дыхание от высоты, легко кружится голова, но смотришь, стараясь разглядеть – что же там, под обрывом? Что?
О плохом думать не хотелось, и она гнала эти мысли прочь от себя. Уйти после выполнения задания, но куда? Наверное, в лес или,
Но вот и парк, заросший, давно не чищенный от поваленных ветром стволов и сухих сучьев; еле приметная тропинка вела вглубь, туда, где за деревьями прятался небольшой пруд. Когда-то он был чистым, светлая вода отражала звезды, высыпавшие на небе по вечерам, хотелось опустить руку в воду, зачерпнуть ладонью пригоршню звезд и бросить их на себя. Как же давно все это было, как давно…
Почки уже лопнули, выклюнулись первые листочки – изумрудно-зелененькие, клейкие, еще не развернувшиеся до конца из трубки, – они не могли шуметь на ветру, набегавшем на парк с разных сторон.
«Кружаный ветер, к дождю», – подумалось Ксении.
Она немного посидела на садовой скамье – сырой, с облупившейся голубой краской на досках сиденья и спинки. Вокруг никого – только шорох ветра в ветвях, да едва слышный звук окарины из замка: наверное, кто-то из немецких солдат развлекал товарищей незамысловатой мелодией, напоминающей родные края. «В глуши зеленой чащи я помню старый дом», – выводила далекая окарина.
Поднявшись, Ксения пошла дальше, заставляя себя не оглядываться каждую минуту по сторонам – ведь убедилась же, что кругом никого.
Через несколько минут она подошла к нужному месту – там все было именно так, как описал ей сторож: небольшая поляна с бугром посередине, – видимо, бывшей клумбой – три старые ели с чуть порыжелой темно-зеленой хвоей густых, опущенных книзу лап, и чуть в стороне разбитая ротонда с некогда белыми, а теперь грязно-желтыми колоннами. Девушка направилась к ней. Тихо поднялась по ступенькам, разворошила ногой кучу мусора у подножия одной из колонн. Открылась темная щель между основанием колонны и каменными плитками пола ротонды. Оглянувшись по сторонам, Ксения пригнулась и пошарила рукой в щели. Там было пусто.
Ничего? Напрасно она шла, напрасны ее страхи и тягостное ожидание момента, когда следовало взять нечто из тайника? Что это, она не знала, а сторож не сказал: может быть, сюда должны положить спичечный коробок с запиской или капсулу, а может быть, и какой-то другой, неизвестный ей предмет, который надо обязательно принести сторожу?
Ясно одно – предмет небольшой, иначе он просто не поместится в щели. Наверное, те, кто должен передать загадочную посылку, просто не успели или не смогли воспользоваться тайником. Значит, придется проделать этот путь еще раз, а может быть, и не раз.
Она тщательно подгребла носком туфельки прошлогодние прелые листья и мусор, закрывая
Огромный черный пес появился перед ней бесшумно и совершенно неожиданно. Ксения от испуга слегка вскрикнула и схватилась рукой за грудь.
Собака, облизав морду длинным розовым языком, уставилась на нее янтарно-коричневыми злыми глазами. Девушка подняла pyкy, и пес глухо зарычал, показав клыки.
Ксения отступила, подняла тонкую хворостину – ненадежная защита, конечно, но все же. Шерсть на загривке у пса вздыбилась, он зарычал громче.
– Пошел! – девушка хотела замахнуться на него.
– Осторожнее, фройляйн! – раздался сзади мужской голос. – Сидеть!
Пес послушно уселся на тропе, не спуская горящих злобой глаз с Ксении. Она оглянулась. К ней не спеша приближался немолодой немецкий офицер. Подойдя ближе, он с улыбкой поднял руку под козырек. Во рту блеснули золотые коронки.
– Прелестная пленница!.. Что вы здесь делаете, фройляйн? Сидеть! – снова прикрикнул он на пса. – Не бойтесь, он без команды не бросается.
От этих слов Ксении стало не по себе.
– Я… Я гуляла. Мы всегда раньше здесь искали грибы, – она показала немцу хворостинку: не выдаст же собака, не доложит хозяину, что она только что подняла ее.
– Какие грибы столь рано? – полное лицо немца снова расплылось в улыбке. – Сознайтесь: наверняка фройляйн ходила на свидание? Угадал?
– Нет, – Ксения отбросила ветку. – Не угадали. Пан должен знать, что на свидания девушки ходят вечером.
– Вечером полицейский час. У фройляйн есть пропуск? – серые глаза немца не улыбались, они смотрели серьезно и пытливо. – Так какие грибы?
– Шампиньоны. Здесь их называют «печарки». Очень вкусно. А с продуктами стало тяжело.
– Что делать, война. Фройляйн где-нибудь работает?
– Нет. С работой тоже тяжело.
– Понимаю, понимаю, – покивал немец. – Извините, что мой пес испугал вас. Здесь никто не бывает, поэтому я отпускаю гулять его без поводка. Иди, познакомься с фройляйн, – с улыбкой обратился офицер к собаке. И добавил: – Не волнуйтесь, он не тронет.
Ксения с замершим сердцем стояла не дыша, пока огромный пес обходил ее кругом, чутко обнюхивая.
– Ну вот, – довольно усмехнулся немец. – Простите мой плохой польский и ваш невольный испуг. Всего доброго.
И он, не оборачиваясь, пошел по дорожке в глубь парка, легким свистом подозвав собаку.
Ксения торопливо, почти бегом, кинулась к шоссе, ведущему в город, радуясь, что неожиданная встреча закончилась для нее столь счастливо…
Генрих Ругге, заложив руки за спину, медленно шел среди деревьев, вдыхая аромат просыпающегося леса. Дар бегал рядом, снуя челноком слева направо и обратно; иногда он делал широкие круги вокруг хозяина, время от времени подбегая к нему и преданно заглядывая в глаза.