Человек с горящим сердцем
Шрифт:
Молился, просил господа-бога от всея души и всего помышления послать им вечера — совершенна, мирна и безгрешна... Не услышал его молитву, отвернул свой лик от сотен беззащитных людей. А поп- то, поп! Оказывается, слуга не божий, а царский — убоялся земной власти...
Забайрачный не знал, что Табачников все же успел известить Лазько о казаках. Теперь Федя и Миша мчались к оврагу. Массовка уже шла к концу.
—
Люди на мгновение оцепенели, потом кинулись врассыпную. Многие побежали к церкви, надеясь смешаться с толпой верующих. Но казачий есаул прекратил службу, и прихожане уже разошлись.
— Назад! — крикнул сходочникам Федор. — Бегите оврагом в поле или прячьтесь здесь, на кладбище. Иначе пропадете!
Но растерявшиеся люди словно оглохли. К церкви, к церкви!
Сергеев, Шура и многие другие скрылись в старой части кладбища. Здесь высокие деревья, и всадникам не развернуться.
Беглецы затаились меж кустов и надгробий. Пересидеть, а потом по домам. Только не через ворота — там наверняка засады.
Вдруг Федор увидел на боковой аллее казака, избивавшего кого-то плеткой. Голова в крови, рубаха разорвана. Миша Доброхотов!
Потеряв очки, студент оказался в полной власти палача. Этого Федор не мог снести. Чтобы на его глазах убивали товарища?
— Артем, не ввязывайся! — сдавленно крикнула Шура.
Но Сергеев, расшатав ближайший дубовый крест, вырвал его из земли и, размахивая им над головой, уже бежал к истязателю. Тот бросил студента и шашкой отразил нападение. Клинок вонзился в крепкое дерево и сломался. Казак выругался.
На Федора надвигалась широкая грудь жеребца. Из его разодранной удилами пасти падала кровавая пена. Конь вот-вот прижмет Сергеева к высокой могильной ограде. Федор зло ткнул в лошадиную морду концом тяжелого креста. Заржав от боли, конь резко отпрянул. Федор бросил крест и побежал. Но не туда, где были товарищи, а по аллее в конец кладбища.
Разъяренный казак норовил затоптать дерзкого парня. Луна, белые надгробия, склепы в бликах зеленоватого света и скачущий конь...
Откуда-то доносились выстрелы, вопли людей.
Федор знал, куда бежит, и не терял надежды. Достало бы сил. Но вот и граница кладбища, свежевырытые могилы!
Перепрыгнув с разгону через одну из них, Сергеев ловко скользнул в другую. Не успел казак удивиться странному исчезновению крамольника, как лошадь его споткнулась о рыхлую землю бугра и задом сползла в могилу, А казак, вылетев из седла через голову жеребца, шмякнулся в ту же яму, где притаился Федор.
Сергеев не растерялся. Выхватив из рук врага винтовку, он сильно ударил его прикладом и выбрался из могилы.
Разыскав товарищей, Федор присел на скамейку у надгробия и, положив к ногам винтовку, устало произнес:
— Первый трофей...
Лишь часа через два на кладбище поутихло.
Спрятав в каком-то склепе винтовку, Федор и его товарищи взяли под руки Доброхотова. Крались к задам заводской колонии по
— Вот и приняли боевое крещение!
Стук в дверь барака, где жил Фомич, остался без ответа. Найдя за наличником ключ, Федор отпер квартиру. Что с кузнецом и Дуней, почему они не предупредили массовку о конце службы в церкви?
— Ты слишком доверчив, Артем, — сказала Мечникова. — Они нас предали и скрылись. Нельзя недооценивать охранку.
— Глупости! — вспылил Федор. — Верю в Забайрачных, как в самого себя. Они попали в облаву и арестованы.
Шура скрепя сердце согласилась заночевать в квартире кузнеца — ведь Миша Доброхотов нуждался в уходе.
А Федор пролез через пролом в заборе и очутился на территории паровозостроительного завода.
Выйдя после гудка с рабочими ночной смены через проходную на Петинскую, Сергеев снова увидел казаков. Они конвоировали в городскую тюрьму участников сходки. Пленники шли связанные и окровавленные, но не покоренные. Фомича и Дуни среди них не было.
В сердце Сергеева закралось что-то неприятное, щемящее...
И кок же обрадовался он, узнав, почему Забайрачный не смог оповестить сходку своевременно! А сейчас, оказывается, Фомич, Дуня, Кожемякин — в больнице.
Шагая вечером вдоль больничного барака, Сергеев обнаружил за одним из окон Дуню. Куда подевался ее, казалось, неистребимый румянец! Девушка помахала ему здоровой рукой.
Через койку от Дуни лежал забинтованный Кожемякин. Фомич поил его с ложечки. Дуня окликнула отца:
— Татусю! Гляньте, кто нас проведал.
Забайрачный не спеша захромал к окну. Словно стал выше, во всем облике его нечто новое. Он ли ухаживает за своим вчерашним недругом, оскорбившим его религиозное чувство? Ухаживает заботливо, как лучшая сиделка.
— Ну, как вы тут, мои дорогие? — спросил Федор.
— А что нам сделается? Завтра выпишусь, — с напускным равнодушием ответил кузнец. — Будем живы — не помрем. Посмотрим, что дальше будет.
В глазах у Забайрачного мелькнуло что-то неуловимое, но уже почти понятное Федору. Не глядя на своего молотобойца, Фомич процедил:
— Топчут попы и власти предержащие копытами казацкими все завещанное Христом в нагорной проповеди. Видно, не только на небесах надо правду искать.
СЧАСТЬЕ ФЕДОРА СЕРГЕЕВА
Еще в начале апреля Федор стал торопить Сашу Корнеева:
— Тянете вы что-то! Когда же сделаете?
— Трудно, Артемушка... — озабоченно пригладил тот свою огненную шевелюру. — Но сварганим! Не веришь?
Печатный станок мастерили токари и слесари паровозосборочного цеха по эскизам студента Доброхотова. Саша Рыжий работал в арматурной мастерской чернорабочим. Там же обтачивали корпуса самодельных «бомб-эсеровок», отделывали кинжалы, выкованные Фомичом и другими кузнецами. К 1 Мая нужны тысячи листовок, а гектографы не поспевали, да и печать у них слепая.